Манифест Рыцаря (СИ)

Она всё-таки была женщиной. Возможно, далеко не красавицей, но обладающей определённым сомнительным очарованием. Он не слышал, о чём она распространялась, наблюдая в тёплой ночной темноте у костра за движением её губ. Зачарованный, он видел напряжённую красоту её сильных, уверенных бросков всем телом, словно у степной гадюки: ни единого лишнего вздоха. Ни одного бесцельного взмаха рук.

День за днём он вглядывался в её пружинящую походку перед собой, гадая, когда именно и что произошло, что он потерял способность трезво мыслить в присутствии Туригутты.

Юноша злобно покосился на храпящий источник соблазна. Женщина не потрудилась даже прикрыться и спала, готовая в любое мгновение закинуть на него свою крепкую ногу. Что восстановлению хладнокровия ничуть не способствовало. Даже после того, как он дважды прибег к поспешному самоудовлетворению и второй раз был пойман за этим порочным занятием. Её сонный взгляд не выразил ни малейшей заинтересованности или отвращения. Туригутта лишь зевнула и повернулась к нему спиной со словами:

— Не вздумай мне одежду заляпать.

Левр выругался. Вслух. Как ни странно, но это помогло.

Куда больше, чем навязчивая фантазия об овладении женщиной в кандалах; со свойственной фантазиям вольностью, эти грёзы были полны цепей и другого лязгающего железа, шумящего отнюдь не нежно…

…как и лязг оружия с улицы.

Это могли быть проезжающие торговцы с охраной. Это могли быть патрули. Дозорные. Гарнизонные войска, сменяющие товарищей. Атарский тракт считался землями Предгорий, нечего было бы бояться, их никто не мог остановить без разрешения воеводства, но всё же Левр подскочил с постели, бесцеремонно спихнул воительницу на пол. Её ругательства заняли больше времени, чем одевание, даже учитывая скованные руки. К счастью, у гостиницы было множество ходов и выходов.

Холодный осенний ветер продувал насквозь их жалкие обноски, Туригутта, вцепившаяся скованными руками в его ладонь, не прекращала донимать его издевательствами и нытьём о своих болящих уставших ногах.

— Тот, у кого чиста совесть, не рвётся из тёплой постели ещё до рассвета. Можно медленнее?

— Нет.

— Признайся, подлец, ты воспользовался моей усталостью ночью?

— Нет. — Ему удалось ограничиться односложным ответом.

— И утром?

— Нет.

— Тогда почему я чувствую себя так, словно воспользовался?

— Не знаю.

— А долго мы ещё будем так идти? У нас есть деньги на гостиницу? Мне холодно!

Всё, как в самом начале. За исключением того, что Левр не мог не думать о письме, отправленном с нарочным. Не мог не думать о том, что ему действительно следовало сдаться войскам вместе со своей спутницей. И много, больше всего, думал о прошедшей ночи, которую, конечно, он предпочёл бы не обсуждать — но разве Туригутта могла бы упустить такой шанс?

Левр ругал себя за то, что дал слабину. Даже если при свете дня раз или два огрызнулся, отвечая воеводе, после чего они продолжали путь в молчании какое-то непродолжительное время.

Юноша не мог не думать о том времени, когда ему придётся сдать воеводу Чернобурку судьям, и это обязательно отзовётся страшными угрызениями совести, даже если он сдастся с ней вместе. Словно почувствовав его сомнения, она притихла, и до вечера они обменивались лишь самыми необходимыми замечаниями.

Следующую ночь — Левр не мог не предвидеть трудности с размещением — они проводили вновь под крышей. Обстановка была куда как хуже, комната — дешевле в три раза, а Туригутта — в сто раз соблазнительнее и злее себя накануне. И о своих чувствах не преминула сообщить:

— Представь себе, я всё ещё думаю о том, чем мы могли бы украсить эту ночь вместо того, чтобы я прислушивалась к твоему храпу, а после обнаружила мокрые пятна под собой с утра.

— Каждый может оступиться, — едва слышно возразил Левр, но она ждала именно этого:

— Случайно свалиться в яму — не то же, что сознательно прыгнуть вниз. Если ты не планируешь хранить целомудрие всю жизнь — надо признать, это лучше звучит, чем выглядит на самом деле, — то всё же начинать стоит не с меня. Но это не значит, — её руки легко прочертили вдоль его позвоночника линию, — что я не хочу.

— Мы уже решили…

— Мы? Мы ничего не решали.

К счастью, день, наполненный бесчисленным множеством непростых мыслей и переживаниями, утомил Левра достаточно, чтобы он заснул почти мгновенно, несмотря на её явные провокации, совершенно неясно на что направленные.

Ближе к утру он распахнул глаза в темноту, задержал дыхание, вслушиваясь в далёкую песню, уже доносившуюся откуда-то с тракта. Сердце пропустило не один удар, когда он понял, что за шорох он слышит в комнате.

Туригутта собиралась бежать. Она ходила взад и вперёд, надевала штаны, сапоги, прилаживала к поясу ремень с ножнами и его мечом, звенела его доспехами. Он слышал знакомый ритм дыхания, вслушивался в размеренную утреннюю рутину, казалось, мог даже расслышать биение крови в её жилах. Женщина делала всё слишком неторопливо, словно нарочно, чтобы Левр успел проснуться и остановить её. Он проснулся.

И не сделал ни одного движения.