Манифест Рыцаря (СИ)

…Левр хотел. Познать её. По-настоящему. Быть врагом или другом, но не мальчиком для сказок на ночь; быть тем, кто её разозлит, рассердит, развеселит, взволнует, но только не оставит одну, не разочарует, не покажет спину.

Её девятый удар был подлым, десятым она его опрокинула на землю, а избежать одиннадцатого ему удалось, совершенно нерыцарским ударом в челюсть скинув женщину с себя. Туригутта зарычала, окружающие — Левр их не видел и не чувствовал их присутствия — что-то пророкотали.

Они меня забьют насмерть, если она просто нахмурится; но это того стоит.

Стычка продолжилась. Поднимая руки и выдыхая, набирая воздух в грудь, отражая удар и подставляясь — Левр напрочь забыл обо всём за пределами их мира на двоих. Ударов было множество, но он умудрялся подхватывать её сложный, рваный, неправильный, непредсказуемый ритм и встраиваться в него.

— Думаешь, я ослабла? — гаркнула воевода, побираясь достаточно близко, чтобы пнуть его в лодыжку. — Да ты стонешь, как ишачка в охоте!

— Тебе лучше знать, — не смолчал он в ответ.

В следующий раз они замерли рукоять к рукояти. И Левр, убеждённый, что уж в этой позиции будет сильнее, выдохнул испуганно, столкнувшись с её прямым взглядом.

В нём была печаль.

Ты опытнее, ты лучше сражаешься, ты хитрее, не так наивна, но счастлива ли ты от этого? — подумал, не посмев сказать, Левр, позволяя за себя говорить это тяжеловесному дедовскому клинку. И больше не терял её глаза. Беспокойные, искренние, как никогда, в которых взрывались степные звездопады, в которых звенела сталь сражений над зелёными полями и ржали кони под грозовыми небесами. В которых бесконечно сражались они вдвоём, прогоняя прочь даже призраки прошлого.

Голоса вокруг исчезли. Зрители исчезли. Запутавшись в ногах друг друга, Туригутта и её рыцарь-противник рухнули на землю и покатились по ней.

Левр ожидал всего, только не того, что её руки настолько сильны спустя месяцы в оковах. Короткое мгновение Тури снова была женщиной, затем — воеводой Чернобуркой, но потом опять, опять женщиной, близкой, желанной, пахнущей острым пряным потом, лошадьми, долгой дорогой, гостиничными безвкусными обедами и дешёвым вином — и вновь оборотилась опасной смертоносной воительницей, готовой вцепиться зубами ему в горло…

Я сражаюсь не с ней, — вдруг пришло Левру в голову, — я сражаюсь с собой. Пришла другая мысль, не менее неожиданная и интересная: что, если и для неё это не просто рутинное убийство? Что, если и она пытается победить нечто большее, чем мальчишку-конвоира?

Разгадать загадку и разрубить хитросплетение узлов им не удалось; над площадкой зазвучал рог, раздались крики, а затем Тури с него сдёрнули, швырнули в сторону, и Левр против разумного рванулся вслед — догнать и защитить её, но тут же оказался на земле лицом вниз, с руками, скрученными за спиной, чей-то сапог отшвырнул прочь его клинок, умелые руки мастерски обездвижили его.

Рядом Туригутта точно так же отплевывалась от песка, злобно дрыгая ногами и руками и проклиная всё на свете.

— Оружие наземь! Королевские дозорные войска вступают в гарнизон Исмей и требуют покорности его величеству!

***

…Быть пленником — сомнительное удовольствие. Пленницей — и того меньше.

Туригутта закатила глаза, опираясь спиной о крошащийся известняковый кирпич. Известняковые постройки быстро ветшали и приходили в негодность там, где сырость подтачивала стены и основания. Если бы у женщины с собой было что-нибудь острое, она непременно попробовала бы расковырять место крепления решетки к стене.

В тюремной камере Исмей она была одна. Она не позволила своим бойцам сопротивляться налетевшим словно из ниоткуда дозорным в королевских плащах — во дворе крепости стало темно от чёрных одежд и стягов. Незнакомцы — из горцев, конечно — действовали быстро, аккуратно и не мешкали перед тем, как применить силу к непокорным.

Бритт бросил на воеводу короткий вопрошающий взгляд, но Туригутта лишь поджала губы, едва заметно мотнув головой. Её парни не заслужили наказания. Вероятной бойни, о которой она накануне рассказывала Мотыльку, удалось избежать.

Куда дели дозорные юного рыцаря, спросить Тури было не у кого. Она мудро не открывала рта лишний раз, и ей удалось избежать — слава Богу! — новой цепи на оковах. Чувство свободных рук было непередаваемо прекрасно. Ради него стоило вести себя скромнее.

Тури подняла руки ладонями кверху. Запястья стали тоньше за месяцы в вынужденном положении и болели. Болели натёртые косточки, сильно выдающиеся там, где прежде их не было. Но даже так, она успела взять саблю, она успела сразиться, успела вновь испытать себя в бою — и была как никогда признательна за то, что противник оказался не из тех, что струсили бы.

Загремела решётка двери. Появились безмолвные воины в чёрных кафтанах. Трое заняли место у решётки, двое встали точно напротив входа. Горские невыразительные лица, на вкус Туригутты, не смогла бы различить между собой родная мать.

— Мастер войны Туригутта Чернобурка, — зазвенел один из них, по голосу — едва ли старше Мотылька, — вас приветствует капитан королевских войск, Финист Элдар.