Манифест Рыцаря (СИ)

— Цену верности не оспорите даже вы. Особенно вы.

— Рыцарскую, воинскую? Нет, и спорить не буду. — Она разлила клюквенную наливку по кружкам. — Этой я сполна нахлебалась. Ты увидишь её, когда начнёшь торговаться за меня с моими парнями. Есть, мой юный друг, много поводов для преданности. Много тех, кому ты верен. Семья. Друзья. Соратники, — она помедлила, — возлюбленные.

Треск единственной восковой свечи, толстой и оплывшей, был единственным звуком, нарушившим тишину.

— Не обманись, — наконец сказала Туригутта, — не думай, что все похожи на тебя. Нет чести в том, чтобы быть верным тому, кто тебя ни во что не ставит. Желаешь услышать что-нибудь поучительное на тему?

— Нет.

— Что, правда?

— Нет… да… я… не знаю.

Она отвернулась. Жар его близкого присутствия был ощутим. Ощутимее с каждой секундой. Стоило ей чуть податься назад, и она могла бы прижаться спиной к его груди, задержать дыхание, чтобы почувствовать биение сердца юноши, частое, как и его тихое дыхание, как трепет его тёмных ресниц…

«Когда ребята узнают о его планах, его прикончат раньше, чем он скажет слова «рыцарская честь». И эти дивные глаза закроются навеки. И на меня так уже никто и никогда не взглянет».

— Будь оно всё трахнуто, — пробормотала Тури, поворачиваясь к нему лицом и спеша отступить на шаг назад, — и всё же я тебе расскажу.

…Гарнизонные войска посматривали на чужаков с опаской. Оно и понятно: ободранные кочевники, привнёсшие суету и беспорядок в привычный ход жизни, раздражали их. Туригутта всё чаще смотрела на восточный горизонт с нетерпением: когда же её штурмовые отряды получат новое задание от полководца? Просиживание в крепости не приносило прибыли. И не сулило славы.

Вместо нарочного с письмом от Ниротиля прибыл другой полководец. Собственной персоной Регельдан.

— Присоединись ко мне, лиса, — без обиняков начал Регельдан, едва лишь они сели за стол переговоров после трапезы, — оставь своего полководца, чтоб ему пусто было. Он не заслуживает тебя, сношать его душу.

— То, что мы ушли с востока, не должно отправить нас на запад, — Тури не любила осторожничать, но с этим полководцем ей стоило. Регельдан прищурился.

— Что у вас за размолвка вышла, Чернобурая? — поинтересовался он прямо. — Скажи мне, если ты предпочла бы служить у кого-то ещё. Я хочу стать тем, кому ты достанешься.

— Ты набираешь войска? Или закончились девицы лёгких нравов в домах цветов? Я не знала.

— Не осторожничай, сестра. Я никогда не был склонен к предрассудкам Лиоттиэля. Мне нет дела, что у тебя между ног и как хорошо это работает, пока ты умеешь держать нож.

— Пока нож режет твоих врагов, — закончила поговорку Туригутта, невольно отодвигая колени в сторону от полководца.

— Именно. Подумай об этом. Мы не становимся моложе. С чем ты уйдёшь на покой десять лет спустя? Наш Правитель ценит своих воинов, но не настолько, чтобы удовлетворить твои аппетиты, лиса.

«Не зови меня так, — отчаянно взмолилась Тури про себя, — это не твоё право, зови меня сестрой, как все, зови меня женщиной, зови меня шлюхой, но не зови меня, как он звал». Регельдан усмехнулся. Поднял кубок, словно бы в тосте.

— За твоё благоразумие, Туригутта. Сделай себе подарок: уйди от него. Он отнял у тебя право войти в Нэреин, и теперь прославляется везде, наш брат Миротворец. А тебя отправят в колонии. Бог знает, я предпочту жить на осадном пайке, чем погибать от малярии где-нибудь на побережьях. Подумай.

Регельдан поднялся с места, подошёл к окну. Пыль осыпалась с камней, когда полководец опёрся локтями на них, вглядываясь в южный горизонт. Тури подняла на него болезненный взор. Если бы она выбирала разумом, она выбрала бы именно его своим командиром. Он предоставлял ей этот шанс. Воевода встала с ним рядом. Под окнами их оруженосцы пользовались случаем и валяли друг друга в пыли. Регельдан опустил руку, хлопнул женщину по колену.

— Ты зашла слишком далеко, Чернобурка, — произнёс он тихо, — тебе не простят. Ты знаешь.

— Тебе простили.

— Твоему капитану тоже. Но сестре — нет, не простят. Я бы не простил. — Он повернулся к ней лицом. Теперь перед глазами Туригутты была его заросшая грудь в вороте рубашки. — Ты взяла Восток. Там, где я отступил, ты не сдалась. Как они забудут это? Любая ошибка, любой промах, и тебе припомнят всё. Особенно то, что ты делала по его приказу. Такую верность не прощают.

— Завистливые засранцы, — пробормотала она. Регельдан усмехнулся, протягивая ей руку.

— Таковы уж мы есть. Полбеды, что ты так хороша. Целая беда в том, что наш брат этого не ценит. — Он помедлил, затем продолжил со свойственной жителям степей прямотой: — Будь со мной. Будешь моей, назову женой, если захочешь. Не захочешь — будешь сестрой, и никто не посмеет открыть рот в твою сторону.

— Брат-полководец знает, что ты сманиваешь его военачальников? — повысила она голос, но прозвучало это жалко. Регельдан удивлённо вздел брови.