Манифест Рыцаря (СИ)

Честь, гербы, звания, долг перед князем и королем, присяга — все мысли покинули его, оставив одни желания. Левр бесшумно затворил дверь. До упора задвинул щеколду. И, сделав медленный глубокий вдох, обернулся, задирая подбородок.

Готовый вступить в небывалую битву с собой.

Комментарий к Дороги и письма

Наслаждаемся иллюстрациями Cudzinec (смотреть последовательно):

https://d.radikal.ru/d33/1805/01/3e50cf3290f7.jpg

https://a.radikal.ru/a31/1805/98/0d279ca27cce.jpg

https://d.radikal.ru/d27/1805/70/824047f66a0b.jpg

https://a.radikal.ru/a08/1805/43/d568bc82fcfe.jpg

https://a.radikal.ru/a38/1805/2e/cdd7cf7d0d3e.jpg

========== Лгунья, лжец ==========

Атарский тракт кипел жизнью. Ночью и днём. Под гостиничными окнами бесчисленные гуляки затевали свару, в общих залах таверн не смолкали песни на нескольких языках, там и тут раздавались нервные окрики погонщиков животных — последние спешили убраться с запоздалыми стадами до того, как настанет глубокая осень.

Туригутта вздохнула, оттирая грязь с колена. Скрипнула дверь. Мотылёк, спотыкаясь, втиснулся в комнату. Ей было не до него. В спину дуло изо всех щелей, ягодицы покрывались гусиной кожей, и всё, чего Тури хотела, так это оказаться в постели, замотаться в одеяло с головой и отключиться на жалкие оставшиеся часы до рассвета.

— Не раздобыл нам ничего поесть, парень? — сквозь зубы бросила она. — Умираю от голода.

— Нет.

— А как ты смотришь на ужин? Не проголодался? Может, раздобудем какой-никакой трапезы?

— Нет.

Это было уже интереснее. Она в последний раз присела, позволяя остывшей воде смыть грязь, выпрямилась. Мотылек отпрянул в сторону, старательно делая вид, что глаза его смотрели куда угодно, только не на неё.

Возможно, опять размышлял о подобающем и не очень поведении. Пытался втиснуть свои представления о хорошем и плохом в то, что собирался сдать её, как овцу на бойню, под топоры королевских палачей. Тури были не слишком интересны его занимательные идеи, без сомнения включающие произнесение речей о воинских доблестях и достоинстве перед очередными высокомерными лордами.

У неё свои планы, в конце концов. Свои излюбленные приёмчики и маршруты. Свои способы спастись. Мотылёк может обманывать себя, если так угодно, как подобает честным и справедливым рыцарям. Ей хватило ошибок в соратниках. Лучший друг — меч, и ничто кроме меча не может быть настолько же полезным. Даже этот прекрасный ясноликий рыцарь, сотканный из света и порхающий, как его собратья-светлячки в лунном луче.

А вот это уже были любопытные мысли. Такие же, как его взгляды, без труда читаемые, ощущаемые всей кожей, спиной, каждой частью тела сквозь одежду. Что ж, их жар и длительность пока не достигли того уровня, чтобы пришла пора издеваться и подшучивать над ним. Если бы только Туригутта не смотрела в ответ.

За время их дороги он возмужал, юный, сияющий, золотой рыцарь-победитель: исчезло ощущение, что Левр пытается спрятаться, скрыться за доспехами — или заученными чужими словами, боясь осуждения со стороны. Теперь он всегда выглядел так, словно носил на себе невидимую броню гарантированной неуязвимости. Частая ошибка. Тури хотелось пробить чем-нибудь эту броню. Заставить усомниться в собственной силе. Заставить колебаться и бояться. Снова, как прежде, с опаской встречать любое испытание. Не знать, как подступиться к новизне, к неизведанному.

— Сколько дней у нас впереди?

— Два. Три, если пойдёт дождь, как обещают.

— Значит, ты сдашь меня королевским войскам, — сделала Туригутта вывод, — дозору Предгорий.

Это было бы лучшее его решение — если рассматривать с точки зрения вероятного скорого освобождения. Ближайшие дозоры располагались в Исмей. Тури хмыкнула, дивясь невежеству молодого рыцаря, но он развеял её убеждения:

— Пусть разбирательство вашего дела произойдёт в присутствии ваших соратников.

Она поперхнулась:

— Ты!.. Сраный придурок, сношать твою душу! Ты…

— Ваши командиры должны присутствовать. — Он оставался непреклонен.

— Ты собираешься стравить войска и дозоры? Устроить бойню? Это, по-твоему, как всё должно закончиться?

— Почему бойню?

— Да потому! — Она поймала себя на том, что кричит ему в удивлённое лицо, постаралась успокоиться. — Ты, Мотылёк, сущий недоумок. Кто из Дозора рискнёт сунуться в крепость, полную головорезов, чтобы сообщить, что предводитель этих самых головорезов находится у него в плену? А будь ты моим воином, ты бы стал спокойно смотреть, как меня вешают перед воротами?

Тут он растерялся, но быстро взял себя в руки:

— Я не позволю повесить вас без справедливого суда. И не покину вас, пока он не закончится.

Тури завернулась в одеяло, прошествовала к столу, не обращая внимание на холод, жалящий плечи. Всё было как всегда. Бедолага рыцарь опять бредил всемирной справедливостью. Правда, звучали его бредовые измышления даже немного… романтично. Со свойственной себе прямотой Туригутта признавала, что слышать подобные слова приятно. Что бы ни стало их причиной.

— Не думай, что я не понимаю всех твоих мотивов, Мотылёк. Рыцарская верность обещанию — лишь один из них.