Манифик

Правда, Исай отдавал уважение поэту за те слова литератора, которые, словно симфония великого композитора, разрывали сердце, а потом выстраивали его вновь, более жестким, более крепким, значимей сильным: «Каждый пред Богом наг. Жалок, наг и убог. В каждой музыке Бах, в каждом из нас Бог». В них Исай видел откровение. Путь к пониманию человеком своей сущности творца, чей голос теперь был и у него внутри. Все остальное: терзания, борьбу, отчаяние – с появлением этого голоса Исай стал считать упадничеством и стремлением к смерти, что противоречило той цели, к которой Исай шел. Поэзия должна лелеять и взращивать стремление к счастью, а не уводить душу к тлену, считал он. Но для поэта пусть это будет хотя бы одна строка.

Он подумал, что Кира вряд ли прочитала ту, самую важную.

После часа переписки она первой предложила ему встретиться. Исай ожидал этого. Он понимал, что излучает тот свет, который не виден глазу, но который притягивает к себе тех, кого нужно выловить и выбросить за пределы человечества. Он, как рыбак, привлекал в сеть тех, кто не видит собственной жизни, а видит свет над сетью, в которую так или иначе хочет попасть, чтобы прервать собственное существование. Тех, кто хочет завершить мучения, потому что их жизнь полна разочарования, боли и страдания. Но, к великому сожалению, они совсем не осознают, что страдают, они просто могут думать о том, что тонко чувствуют, что умеют любить, что отдают себя всю или всего, что являются глубокими натурами. А на самом деле это мудачье из страдальцев, которое имеет в крови единственное чувство – чувство жертвы. И как бы таким людям ни удалось неожиданно заполучить в этой жизни намек на счастье, они все равно переработают его в обиды и слезы, обесценив и себя, и само счастье. Они забыли или не знали вовсе, что человек стоит на вершине духовной цепочки, они больше склоняются к цепочке пищевой, потому уподобляются каждой твари, которая должна быть съедена.

Встреча была назначена на следующий день, в небольшом, но недешевом ресторанчике в центре города. Она сказала, что обычно обедает там. Исай нисколько не удивился, он понимал, что ее слова не больше чем лукавство рыбы, которая ищет, где глубже, не понимая, что на дне еще больше хищников. В том ресторане Кира точно не обедает, если и делает это, то нечасто и по приглашению или за счет фирмы, которая оплачивает расходы на клиента. Она, конечно, работала в неплохом месте, но вряд ли позволяла себе каждый обеденный перерыв проводить в заведении, где красиво названный бутерброд стоил столько, сколько не получал в неделю ученик машиниста метрополитена, а последний явно делал больше для человечества в единицу времени.

Перед тем как уснуть, Исай провел еще некоторое время, размышляя, как он поводит наживкой перед ее носом, позволит ей заглотить крючок и выведет девушку на чистую воду, а там убедится в том, что она следующая. И главное, подтвердит самому себе, что он идет правильным путем, чтобы не повторить прошлой вечерней ошибки.

У супруги была машина, но Исай подвез ее в офис на своей. Во-первых, он хотел прослушать, хотя бы механически, текст, который она выучила за ночь, во-вторых, так он мог контролировать ее передвижения, а значит, обезопасить и ее, и себя от неприятностей. И в-третьих, ничто так не объединяет два любящих друг друга сердца, как совместное путешествие на работу.

Аврора, как всегда, все делала на отлично. Не важно, что сейчас не было эмоций, которые так нужны будут тем, кто, раскрыв рты или растянув по лицу улыбки вдохновения, будут ее слушать потом. Важно, что она все запомнила. Каждое слово и каждую букву. Все остальное отточит команда.

В кабинете он подготовился к встрече. Просмотрел все, что смог найти о жертве. Кира была в разводе, детей не имела, жила с кошкой, потому что на собаку нужно было время, а время Кира любила проводить в размышлениях над смыслом жизни. Она присутствовала во всех социальных сетях, где раздавала советы даже (а скорее, особенно) тем, кто этого не просил. Постила картинки с глубокомысленными для обывателя фразами про то, как и ради чего стоит жить, любила сидеть на подоконнике в коротком платье и вязаных носках в надежде, что ее заметит в золотую подзорную трубу кто-нибудь из окна высотки напротив и восхитится красотой форм. В подтверждение его догадок о ресторане, квартиру Кира снимала в центре, а потому вряд ли позволяла себе расточительность.

Он понимал, что сделает дальше. Конечно, он спланирует несчастный случай. Они хороши тем, что всегда могут быть разными. Но это будет потом. Не сразу. Позже. Главное, он, как и прежде, останется в тени, не известным ни для кого. Даже она не узнает, зачем он был в ее жизни. Она просто избавится от того, что не ценит, не умеет использовать и не может этим наслаждаться: уйдет под тяжесть кладбищенского гранита, под который такие, как она, рвутся с самого своего рождения.