Манифик

Исай поймал внутри себя желание увидеться снова. Не желание следовать собственным планам и устранить гнойный нарыв на теле общества, а именно желание вновь встретить Киру. Поначалу он объяснял это стремлением разгадать, что же все-таки пробудило в нем то самое переживание теплоты в предсердной области, но чем больше размышлял над случившимся, тем сильнее приходил к пониманию, что его объяснения недостаточны. Или, скорее, лживы. Для самого себя. Он все глубже ощущал, что ему просто нужно повторение того самого переживания, когда он увидел почти профиль девушки. В этом образе скрывалось что-то настолько нежное, грустное и счастливое одновременно, что вызывало и трепет, и страх в одном лице. Страх завязнуть, словно в патоке, и разглядеть собственные мушиные лапы.

Исай знал, что и в нем есть бациллы черного мрака, потому что никто из живущих не бывает чист, свободен и счастлив тотально. В каждом были болезнетворные частицы, все зависело от иммунитета, от стойкости и способности быстро понять, различить внутри себя эти чуждые жизни микропереживания и устранить их, подавить, разорвать на кварки, избавиться.

Конечно, он наврал Кире, что приехал к ней на авто. Подождал, пока та уйдет из ресторана, вежливо попросив у девушки оплатить ее счет. На ее лице появилось смущение, будто она впервые столкнулась с кем-то, кто хотел заплатить за ее обед. Увидев ее замешательство, Исай еще раз попросил ответить ему «да». Та слегка кивнула и боком, словно пытаясь все время казаться ниже, чем есть на самом деле, вылезла из-за стола. Ее движения еще раз напомнили Исаю, что она поражена вирусом несчастья очень глубоко и давно. Что ж, тем легче для нее будет проститься со всем тем, что называется жизнью.

Он шел к своему офису, чеканя каждый шаг, чувствуя, как они ритмом отдаются в его голове, словно мелодия марша. Громкого. Бравого. Величественного. В сознании возникали слова: «Шаг. Второй. Движенье. Мощь. Прочь с дороги, кто не смог. Каждым шагом воли к свету я вращаю всю планету».

Он повторял эту нехитрую фразу из пионерских речевок его детства, ускоряя и ускоряя свое движение. В голове были слова, а в сознании – что-то похожее на занозу, от которой, возможно, хотелось избавиться, ощущение было похоже на боль в груди, локальную, отграниченную, но она, эта боль, была такой нежной и освежающей каждый вдох, что невозможно было представить себе существование без нее.

Он стал догадываться, что происходило. С таким он столкнулся когда-то давно. В юности. В самой ранней. Ему было девятнадцать лет. Всего девятнадцать лет. Он был пацаном, который постигал эту жизнь, закопавшись в книжки. И тут появилась она. Медсестра из травмопункта. Исай получил перелом. Он упал на ровном месте и услышал, как щелкнул его указательный палец. Тот вывернулся в тыльную сторону ладони, и когда Исай поднял голову от земли, палец торчал прямиком ему в глаз.

У нее были завитые локоны и красивая улыбка, еще короткий халат, который едва доходил до середины бедра. А самое главное – запах, которым невозможно надышаться. Аромат, за которым хочется идти, даже если он зовет в пропасть. Если бы эта девушка тогда приказала убить мать, Исай бы убил. Он стоял перед ней не шевелясь, прятал ладонью другой руки свой изувеченный палец и молчал, расслабив нижнюю челюсть, словно был парализован навсегда.

Сейчас он выбросил из головы воспоминания, которые змеей проползли в его мозг, пытаясь сбить с такта и ритма шагов. Он вошел в офисное помещение и, не здороваясь ни с кем, направился в спортивный зал. Подошел к турнику. Взялся широким хватом. Раз – турник на мгновение у груди, выход на прямые руки, возвращение через перекладину. Снова: раз – перекладина, прямые руки, кувырок. «Раз!..» – командовал он себе мысленно. Он не считал количество повторений. С каждым выходом на руки он ждал, когда его голова наполнится разумом, отпустив все ненужные воспоминания. Он чувствовал, как работает его тело, как бьется сердце, повторяя ритм жизни, как кровь разносится в каждое мышечное волокно, он видел внутренним взором каждый эритроцит, несущий кислород в каждую клетку его организма. Он видел, как тот отдает его и несется снова к легким, чтобы забрать живительный О₂ и снова принести в то место, которое его требует.

Исай повторял и повторял свои движения, пока рубашка на его теле не превратилась в мокрую тряпку. Наконец он спрыгнул со снаряда и, снимая с себя одежду, отправился в свой кабинет. Зайдя в персональную уборную, поморщился, глядя на душевую кабину. Просто умылся, несколько раз намылив под мышками, склонился над раковиной и поочередно поднес их под холодную воду, стал чувствовать, что напряжение, которое сжимало его внутри, отпускает.

В отдельном шкафу на такой случай у него было несколько новых рубашек. Он выбрал цвета шампань.