Маникюр для покойника

Я толкнула дверь и оказалась в довольно просторном помещении, обставленном светлой мебелью. За письменным столом сидела худощавая дама в кожаном пиджаке. Красиво переливающиеся черные волосы явно побывали в руках дорогого парикмахера. Легкий макияж подчеркивал карие глаза, слишком тонкие губы были увеличены при помощи помады, золотые серьги и запах «Кензо». Меньше всего женщина походила на директрису общеобразовательной школы, скорей уж на управляющую банком или рекламной фирмой… Но тут дама строго свела брови к переносице и железным голосом осведомилась:

– Вы мать Кочетова?

– Нет-нет, – поспешила сказать я, – простите, здесь когда-то работала Катукова…

Директриса перестала хмуриться:

– Анна Федоровна?

– Да.

– Она давно на пенсии.

– Нет ли у вас случайно ее домашнего адреса?

Собеседница вновь посерьезнела:

– Зачем вам?

На секунду я призадумалась, потом решила: была не была, авось не спросит документов.

– Разрешите представиться, майор Романова, уголовный розыск.

– Слушаю внимательно, – с каменным лицом заявила директор.

– Я расследую дело о гибели сына Анны Федоровны…

– Костик, Костик умер? – шепотом спросила собеседница, на глазах бледнея.

Не помогли даже румяна. Наоборот, красные пятна резко выделялись на посиневших щеках, и недавно элегантная женщина стала похожа на раскрашенный труп.

– Как, как он погиб? – прохрипела она, делаясь меньше, словно усыхая на глазах.

Я с опаской поглядела на еще недавно элегантную даму. Сейчас за столом сидела старуха, повторяющая, словно автомат:

– Как? Как?

Решив на всякий случай не пугать ее до конца, я добавила:

– Трагически.

Директриса выхватила роскошный портсигар из черной кожи и дрожащими пальцами принялась разминать тонкую сигаретку.

– Его убили?

Я кивнула.

– Конечно, из-за женщины?

– Следствие пока не закончено, а вы хорошо знали Катукова?

– Я его жена.

Настал мой черед разевать от удивления рот.

– Жена?

– Бывшая.

– Разве он был женат?

Директриса затушила окурок, глянула на часы и предложила:

– Вот что, пойдемте ко мне домой. Все равно в таком состоянии я работать не смогу.

Мы вышли в коридор и, вместо того чтобы спуститься на первый этаж, поднялись на четвертый. Видя мое изумление, женщина пояснила:

– Живу прямо тут, отдала квартиру в Чертанове, а взамен разрешили поселиться в школе. Очень удобно, ездить не надо, и всегда под рукой, если что.

Помещение оказалось уютным: большая комната, мимо которой мы проследовали на огромную, отлично оборудованную кухню, тостер, ростер, хлебопечка, комбайн, кофеварка – директриса явно не нуждалась. Да и холодильник говорил о достатке – огромный, двухкамерный «Бош». В моей прежней жизни Михаил купил для нас точно такой же агрегат, а он никогда не приобретал дешевых вещей.

На СВЧ-печке развалилась толстая рыжая кошка, другая, угольно-черная, нагло устроилась на мойке. Директриса включила чайничек «Тефаль», новый и дорогой, как все на этой кухне, и повернулась ко мне:

– Кофе?

Я только подивилась тому, как быстро дама пришла в себя. Лицо приобрело нормальный цвет, губы порозовели, а движения вновь стали четкими и уверенными. Выложив на стол вафельный тортик «Причуда», педагог вздохнула:

– Все равно – не сегодня, так завтра узнали бы про наши взаимоотношения, лучше сама вам расскажу, а то ведь придется ходить по повестке…

Я кивнула.

– Ладно, – еще раз вздохнула директриса. – История эта началась очень давно, когда мы с Костиком учились в одном классе, а директорствовала тут его мать – Анна Федоровна.

В те годы никто не называл Любовь Николаевну Казанцеву по имени-отчеству, и она даже не предполагала, что через почти двадцать лет вернется в родную школу директором.

С Костиком она дружила с детства, вернее с младенчества. Жили вместе в огромной коммунальной квартире. Две комнаты принадлежали Любиной мамочке, две – матери Костика. Отца его Любаша не помнила, он умер вскоре после рождения мальчика, была еще у Константина старшая сестра, но девушка жила отдельно, у мужа, и редко появлялась в отчем доме.

Жили не слишком богато. Анна Федоровна пропадала целыми днями на работе, Любина мать возвращалась с фабрики чуть живая. Особого достатка не было, на отпуск, зимнее пальто и новую обувь копили долгие месяцы, питались скромно, для детей перешивали свои старые вещи… Первое красивое платье Любочке купили в семь лет – это была школьная форма.

Костик рос тихим, улыбчивым, беспроблемным мальчиком. Люба была под стать ему. Вместе шли на занятия, вместе возвращались домой. Люба, чувствуя себя хозяйкой, грела приготовленный мамой обед и кормила Костю. Анна Федоровна варить суп и вертеть котлеты не умела. Зато директриса частенько ходила на всевозможные заседания, забегала в буфет и приносила домой диковинные деликатесы – клюкву в сахарной пудре, зефир, глазированные творожные сырки. Так и жили, никогда не ругаясь и не споря, кому мыть кухню, а кому туалет. Убирал тот, кто был дома, а потом всю квартиру поручили приводить в порядок Любаше. Костик приносил тяжелое – картошку, лук, бутылки с молоком и кефиром…