Манхэттен-Бич

Она вышла из клиники и стала спускаться по пологой лестнице, обрамленной квадратными белыми колоннами; дальше расстилалась овальная зеленая лужайка; прошлой осенью они с Роуз сдавали там кровь. Анна помедлила в тени: с того дня светлая колоннада ей и запомнилась. Венчал колоннаду лепной орел. А ведь уже два месяца – с той поры как ее взяли в группу начинающих водолазов, – у нее не было месячных. Анна решила, что причиной сбоя стало глубоководное погружение, и у нее отлегло от сердца; любые осложнения пугали ее. Теперь же эта новая версия казалась ей не просто возможной, а самой что ни на есть верной.

Когда Анна вернулась в квартиру подруги, в гостиной сидел отец Роуз и при свете настольной лампы с зеленым абажуром читал “Форвард”. Анне показалось, что по его лицу скользнула тень то ли неодобрения, то ли беспокойства: слишком уж поздно она пришла, да еще в таком растрепанном виде. Анна проскользнула в свою комнату, легла на кровать, положила руки на живот и уставилась на дерево за окном. Пока еще ничего не известно, мысленно твердила она. Но на самом деле знала, знала наверняка. Вот и она попала-таки в беду.

Наутро Анна встала рано и ушла, не позавтракав. В сумочке уже лежали карманные часы, но ее не оставляло дурное предчувствие, что защитные силы амулета на исходе. Она села на трамвай и, не доехав до Флашинг-авеню, почувствовала сильную тошноту и одновременно зверский голод. В кафетерии на углу Флашинг и Клинтон она влилась в толпу работяг: перед сменой всем хотелось подзаправиться яйцами, картофельными оладьями с луком и кофе с тостами без масла: производство сливочного масла и других “съедобных жиров” было приостановлено. Поев, Анна немного успокоилась и пошла на работу. У кабинета лейтенанта Аксела она остановилась и поздоровалась с ним. Лейтенант неизменно приезжал на работу первым.

– Погоди, Керриган, – сказал он. – Я как раз надеялся, что ты приедешь пораньше. Зайди-ка на минутку.

Анна подошла к его столу.

– Сегодня к нам явятся пять новичков, – сказал он. – Им что локти, что задница – все едино. У тебя на сегодня какие планы?

– С утра занятия с новичками, днем – погружение.

– Что, если я направлю к тебе этих придурков? Пусть поглядят, может, чему и научатся.

– Конечно, сэр.

Перемена в их с лейтенантом отношениях произошла недели три назад. Мало-помалу, день за днем лейтенант привыкал к Анне; не исключено, что повседневные, вошедшие в привычку трения между ними подточили возведенную Акселом защитную стену предрассудков; так или иначе, но в один прекрасный день стена вдруг рухнула. И, как по мановению волшебной палочки, все разом переменилось. Кое-какие признаки такого поворота событий появлялись еще до того, как Анна нашла карманные часы отца; тем не менее она почти не сомневалась, что именно они стали катализатором перемены. Вражда ушла, между ней и лейтенантом Акселом установились теплые дружеские отношения, и неожиданно для себя она оказалась в роли фаворитки, любимицы. Он разговаривал с ней кратко, в телеграфном стиле, и она это ценила. А его пренебрежительные высказывания о женщинах воспринимала как комплименты: она, мол, другая, прочие девицы ей не чета.

– Будь добра, Керриган, – неделю назад попросил он, – прежде чем явиться на баржу, накидывай что-нибудь на голову, не то скоро каждая безмозглая секретарша на этой чертовой верфи вздумает барабанить нам в дверь.

– Возможно, сэр, им вовсе не хочется заниматься водолазным делом.

– Не исключено. Таких безумиц, как ты, еще поискать. Но предупреждаю: если они пойдут косяком, гнать их отсюда придется тебе.

– Только если они совсем ни на что не способны, – сказала Анна.

Лейтенант в ответ лишь фыркнул, как она, впрочем, и ожидала. Пожалуй, такая реакция была ей даже приятна, позже призналась себе Анна и устыдилась своего лицемерия.

– Прощупай-ка парней, – распорядился он. – И доложи, есть среди них кто стоящий или нет. Да, Керриган… – Он бросил взгляд на дверь и понизил голос: – Ты с ними не церемонься. Ну, ты же понимаешь, куда я клоню. Отбери мужиков, а сосунков гони взашей.

Анна покинула кабинет со смешанными чувствами: комплименты окрылили ее; в то же время она стыдилась их и собственной радости. Переодевшись, она вышла на пирс. Солнце било сквозь стапели прямо в глаза, Анна зажмурилась, но не отвернулась: пусть погреет лицо. Мысли о незавидном положении, в котором она очутилась, отступили – так отступает боль после недавнего удара. Решение напрашивалось само собой: погружение положит этому конец. Такие неполадки в организме несовместимы с водолазным делом; месячные, конечно, возобновятся. Днем, осматривая корпус подбитого торпедой эсминца, Анна вдруг почувствовала спазмы в животе. Она испугалась, что запачкает скафандр, и с облегчением улыбнулась: мол, нашла, о чем беспокоиться. Уже после подъема на баржу она попросила Грира постоять возле двери уборной, зашла в кабинку и не поверила своим глазам: никаких признаков месячных…