Страшный рев тигра раздался совсем не там, где я его предполагал… именно в той стороне, откуда ожидались всадники… Через несколько мгновений гулко раскатился ружейный выстрел… какой-то не то человеческий, не то заячий болезненный крик… и все смолкло… Из чащи камышей — из белесоватого мрака тумана разом вынеслась лошадь, уперлась в нашу тройку, храпнула и стала, как вкопанная… и в то же мгновение другая, приземистая, полосатая масса беззвучно шмыгнула через дорогу и слилась с фигурою прискакавшего коня… Что-то тяжело рухнуло… Мелькнули растопорщенные ноги, копытами кверху… камыши затрещали под тяжестью массы, которую тигр, очевидно, волок с дороги в чащу… Я видел его напряженный загорбок и изгибы спины и, не знаю уже как, почти бессознательно, спустил курок своей винтовки…
— Эге! — послышался громкий оклик впереди.
— Эге! — отозвался я.
— И у вас тоже?.. Кто такой там, на дороге?..
Голос знакомый как будто, только взволнованный, хриплый, потому не могу признать сразу… Да и дети все разом проснулись, конечно писк и плач подняли на всю степь… Молчит только киргиз мой, что под тарантасом сидит, обезумел от страха — язык отнялся, должно быть…
Высокая фигура в офицерском пальто и белой шапке появилась вплотную у тарантаса и повторила вопрос…
— Шолобов!.. Какими судьбами? — обрадовался я.
— Я… что тут у тебя?
— Батюшка… отец родной!.. Выручайте, кормилец… Дети малые!.. Ох, владычица небесная!.. — взмолилась вдруг Марья Алексеевна.
— Да чего выручать-то? — спокойно отозвался новоприбывший. — Дело прикончено…
В нескольких словах обстоятельства разъяснились… Оба тигра, заслышав конных, незаметно покинули осаду нашего тарантаса и атаковали новую жертву. Шолобов ехал впереди, а провожающий его киргиз, по обыкновению, сзади. Тигры предпочитают всегда начинать с задних, и первый из них моментально опрокинул несчастного ямщика, навалившись на него и на его лошадь… Шолобов не из тех, которые теряются в подобные минуты, — он соскочил с лошади и в трех шагах пустил пулю прямо в лоб увлеченного, ослепленного кровью хищника и положил его на месте… Лошадь же его, бросившаяся наутек, сделалась добычей тигрицы именно в то мгновение, когда с размаху налетела на нашу тройку… Я еще не мог определить точно, чем кончилось дело здесь… Потому делать розыски теперь было неудобно…
С большим трудом удалось нам вдвоем успокоить и привести в сознание бедную Марью Алексеевну и угомонить детей, не сознававших, конечно, всех размеров опасности и напуганных более неожиданным выстрелом… Вытащили киргиза из-под тарантаса… Тот вдруг расходился вовсю и неистово принялся орать и посылать по адресу проклятых «джульбарсов» весь лексикон отборных ругательств.
— Молчи! — кричали мы ему.
Надо было во всяком случае не терять времени и идти на помощь тому несчастному, что побывал уже в. тигровых лапах…
— Это близко… полверсты, не больше… Пойдем скорее… — пригласил меня мой приятель.
А Марья Алексеевна, как кошка, вцепилась в нас обоих — не пускает!..
— Протащимся, может быть, вперед с тарантасом? — предложил я.
Справились с запряжкою — и точно протащились…
Страшная картина представилась нашим глазам на месте катастрофы!
Смертельно раненная лошадь лежала посреди дороги, едва поднимая свою голову и тотчас же бессильно опуская ее на землю… Около, вплотную, ничком, вытянувшись словно ковер, лежал наповал убитый колоссальный тигр, прикрыв своим трупом тело бедняги-ямщика… Лужи крови дымились, всасываясь в промерзшую грязь…
Осторожно подошли мы к телам; пошвыряли на всякий случай комками грязи в тигра, ради полнейшей уверенности в его смерти, и затем принялись освобождать несчастного киргиза… высвободили…
Шолобов махнул рукою и отошел в сторону… Стоило только взглянуть на то, как распорядился с своею жертвою полосатый зверь, чтобы убедиться в полной бесполезности всякой помощи…
Развели костер… перезябли все очень уже… и стали бивуаком дожидаться восхода солнца…
В ЗАХОЛУСТЬЕ
Широкую степную местность прорезывает большая река. Спокойно бегут ее мутные воды в низких берегах, Вот она дала от себя какой то большой канал, разделилась на два рукава, обогнула большой, полузатопленный и заросший деревьями и камышом остров; дальше хлынула направо в низину, разлилась, что глаз конца не видит, образовала болота и топи, которые поросли нескончаемым сплошным камышом, — и опять смирно бежит мимо целого леса кустов высокой колючки, мимо гигантских камышей, мимо редкого саксаульника, песчаных барханов, солонцовых болот, наконец прямо По открытой голой степи, которая в свою очередь кажется бегущей куда-то далеко-далеко, без конца…