Вдруг что-то совсем особое долетело до него: не то рев, принесенный издалека ветром, не то стон неровный, неясный… Обжирающаяся стая подняла головы и замерла на несколько секунд… Все затихло, не шелохнется, прислушивается. Ревущий стон во всю пасть пронесся снова над степью, присели пугливо обжоры и взвыли в ответ жалобным, отвратительным разноголосым воем. Наконец-то!.. Поправился ловчее охотник, взял в руки ружье и неслышно взвел курки… Еще ближе вылетевший рев покрыл всю эту воющую сволочь, и она бросилась бежать от падали… Поле очистилось. На нем осталось двое — тигр и человек. Но ни тот, ни другой не видали соперника: тигр подошел к лошади с противоположной стороны, и раздутая туша совсем загородила его от охотника. Трудная эта минута, что-то сжимает грудь, давит горло, сдерживаемое дыханье идет перерывами, глаз часто мигает, чтобы сохранить свежесть… А по ту сторону разделяющей их вонючей горы спокойно чавкает и урчит огромная полосатая кошка… Но вот чавканье смолкло, зверь точно прислушивается… Над темной падалью обрисовалась темная круглая голова. Целить в этой темноте можно только вдоль ствола, приблизительно, опуская дуло с более светлого неба сверху вниз. Но рассуждать некогда: глаз, задержанное дыханье и указательный палец правой руки слились вместе, и выстрел вырвался сам собой…
Охотник упал в яму вниз лицом и замер, ожидая отчаянного прыжка… Эти две-три секунды он не существовал, не помнит, не знает, точно они совсем вычеркнуты из времени. Все молчит. В этой тишине острому уху чудятся какие-то переливы, точно пузыри кто пускает в воде. Охотник поднял голову и взялся за другое ружье. Тихое журчанье продолжается… Как на зло завыли собаки, и ничего нельзя разобрать. Собаки, видимо, приближаются, и вой, смешанный с лаем, усиливается. Они уже около падали, бросаются на что-то, точно ползущее в сторону охотника. Наконец тигр действительно выполз и, молча отбиваясь одной лапой от окружающих его собак, делает полукруг к яме. Шагов пять осталось ему до охотника, когда тот выпустил ему в голову пулю и следом другую. Целый час просидел он в пяти шагах от огромного зверя, следя за тем, не проявит ли он признаков жизни. Наконец, убедившись, что тот уже мертв, охотник вышел из ямы и отправился к своим приятелям киргизам в кибитку — сказать, что все кончилось благополучно.
А завтра?..
Чуть брезжилось, как уже поднялись охотники и стали сбираться. Шумов хлопотал около своей маленькой, тощей лошаденки, которая смиреннейшим образом стояла теперь около него без привязи и только несколько косилась назад, когда хозяин затягивал туго подпругу. Осмотрев еще раз ружья и надев на себя сумки, охотники вышли из кибитки. В это время к ней подъехали двое киргизов и что-то закричали Атымбаю. Оказалось, что они явились из соседнего аула, лежащего верстах в пятнадцати, получить подробности о сборах на охоту, о которой они узнали еще вечером от нарочно к ним приехавшего киргиза из аула, где был Атымбай, то есть как раз с противоположной стороны. Так летают вести по степи, передаваясь из аула в аул и сманивая любопытного кочевника ехать за новостями за многие десятки верст. Приехавшие предложили проводить охотников, и, таким образом, компания, двинувшаяся с места, составилась из восьми человек. Солдат и другой охотник шли пешком.
Ехали долго. Киргизы все время болтали и кричали, точно их было не пять человек, а пятьдесят и они делили добычу. Наконец на десятой версте, когда открытая степь уже кончилась и начался кустарник, Атымбай остановился и стал объяснять Шумову дальнейший путь. Все разъяснения состояли главным образом в показывании рукой разных направлений и определений голосом расстояний.
— Поезжай, туря, вот так, все пря-мо, пря-мо… а потом во-о-он там, там, там поверни вот так —
— Ладно, найду, — всмотрелся Шумов вдаль.
— Благослови вас бог и направь ваши ружья на самую голову проклятого джульбарса!
— С богом, дай вам господи! — напутствовали их гуртом киргизы.
Охотники пошли одни. Киргизы долго еще стояли на месте и смотрели им вслед, обсуждая, так ли идут стрелки и где должен быть теперь джульбарс.