Мао Цзэдун

Сложенная из рассказов очевидцев, история предстает следующей: в пятницу вечером, после отправки загадочной телеграммы Мао, Чжан Сюэлян вызвал на совещание десяток высших офицеров и приказал им арестовать Генеральный штаб Чан Кайши, занять резиденцию губернатора, разоружить полицию и захватить аэродром. Глава личной охраны Чжан Сюэляна, двадцатишссти-летний капитан, во главе отряда из двухсот человек отправился в Линтун и в пять часов утра атаковал особняк генералиссимуса. Чан Кайши удалось бежать в окружавшие курорт заснеженные холмы, где двумя часами позже его обнаружили прячущимся в крошечной пещере — одетым лишь в ночную сорочку, дрожащим от холода и не способным вымолвить ни слова: в спешке Верховный главнокомандующий забыл свою вставную челюсть. На собственной спине вынеся Чан Кайши из тесной расщелины, капитан доставил его в город. Там Чжан Сюэлян принес генералиссимусу глубокие извинения за доставленные неудобства, заверил его в полной личной безопасности и повторил свое требование: сменить политику и выступить против японцев.

Весть об этом привела коммунистов в восторг. На устроенном в тот же вечер массовом митинге Мао, Чжу Дэ и Чжоу Эньлай требовали предать Чан Кайши суду. «Это был момент чистой радости, — написал позже Чжан Готао. — Тогда казалось, что все наши проблемы решатся просто движением руки».

Состоявшееся следующим утром заседание Политбюро почти единогласно пришло к выводу: плененный генералиссимус заслуживает смерти. Он не только развязал кровопролитную гражданскую войну и своей политикой непротивления вступил в прямое пособничество с врагом, но и всего несколькими днями ранее отверг предложения коммунистов о сотрудничестве — продолжая курс «подавления бандитов». Подводя итоги заседания, Мао объявил, что за совершенные преступления Чан Кайши должен «ответить перед судом нации». Пока же дело до этого не дошло, партии требуется широкая поддержка среди левых и центристских фракций нанкинского правительства, что позволит создать мощный антияпонский единый фронт. Одновременно следует принять меры, чтобы правые гоминьдановские лидеры силой не подавили мятеж в Сиани.

В конце недели эту позицию партии сообщили Чжан Сюэляну. В своих телеграммах Мао и Чжоу Эньлай подчеркивали: Красная армия полностью одобряет действия Юного Маршала и рассматривает свою базу в Цзянсу как основной район сосредоточения объединенных сил для похода против оккупантов.

Ответ Чжан Сюэляна не оставлял сомнений в том, что цель его — вовсе не в наказании Чан Кайши, а в необходимости заставить генералиссимуса «исправить ошибки прошлого». В «Обращении к нации», адресованном нанкинскому правительству в день переворота, Чжан написал:

«С утерей пять лет назад наших северо-восточных провинций суверенитет страны продолжал неуклонно ослабевать. Вся нация вновь испытала унижение… От него в душе страдает каждый порядочный гражданин… Генералиссимус Чан Кайши, окруженный сворой бесчестных советников, потерял поддержку широких народных масс. На его плечах лежит тяжкое бремя вины за обрушившиеся на страну беды. Я, Чжан Сюэлян, как и все нижеподписавшиеся, неоднократно со слезами на глазах убеждал его отказаться от гибельной политики, но всякий раз наши просьбы оставались без внимания. Буквально на днях, когда студенты Сиани высказались в поддержку движения за спасение нации, генерал Чан приказал своим войскам стрелять в этих встревоженных судьбой Родины детей. Может ли человеческая совесть оставаться спокойной? Вот почему мы направили Верховному главнокомандующему наше последнее требование».

Из «Обращения» следовало, что если Чаи Кайши согласится с доводами мятежников, пойдет на включение в правительство представителей всех патриотических партий, на окончание гражданской войны и возьмет курс на отпор японской агрессии, то он сохранит за собой пост лидера нации.

В Нанкине арест вызвал ожесточенную борьбу между его сторонниками, во главе которых стояла требовавшая мирного разрешения конфликта верная супруга генералиссимуса Сун Мэйлин, и непрочным союзом правого крыла Гоминьдана с прояпонски настроенными лидерами партии, чьи интересы выражал военный министр Хэ Инцин. Последний настаивал на бомбардировке Сиани и высылке туда карательного корпуса. Верх взяла Сун Мэйлин, но всем было ясно: если миротворческие инициативы не принесут быстрых результатов, грубого вмешательства военных не избежать.

Таким образом, когда после утомительного путешествия на спине мула Чжоу Эньлай прибыл 17 декабря в Сиань, ситуация уже коренным образом изменилась. Баланс сил в Нанкине складывался не в пользу коммунистов. Идея «суда нации» стремительно теряла своих сторонников.

В этот момент в решение проблемы посчитал необходимым вмешаться Сталин. Он сделал это в привычной для себя манере, столь пренебрежительно по отношению к китайским коммунистам, что Мао потерял от гнева дар речи.