Мао Цзэдун

Мятеж Чжан Сюэляна Кремль расценил не как «успех революционных сил», а как «очередной заговор японских милитаристов, ставящих перед собой цель помешать объединению Китая и подорвать организацию сопротивления агрессору». Подобное заявление было настолько противоречащим здравому смыслу, что над его абсурдностью смеялся даже Гоминьдан. В телеграмме, полученной в Баоани примерно тогда, когда Чжоу прибыл в Сиань, Георгий Димитров от имени Коминтерна пояснял, что акция Чжан Сюэляна «объективно идет во вред созданию широкой антияпонской коалиции», и рекомендовал руководству КПК «уладить возникший конфликт мирными средствами». Значительно позже вскрылись истинные причины такого шага Москвы. В ноябре — и Мао никак не мог тогда знать об этом — Сталин решил предпринять новую попытку превратить гоминьдановское правительство в своего союзника, ослабив тем самым антикоминтерновский пакт между Германией и Японией. В Москве уже шли секретные консультации по подготовке советско-китайского договора безопасности. Арест Чан Кайши смешивал Кремлю все карты. Для Сталина сомнения КПК ровным счетом ничего не значили: интересы первого в мире государства победившего социализма были превыше всего.

Трения в отношениях Москвы с руководством КПК присутствовали всегда. Но по чьей вине они возникали? Ясного ответа на этот вопрос дать невозможно. Кто решится с уверенностью утверждать, что имели место ошибки Кремля, а не искаженная интерпретация его доводов китайскими коммунистами?

Подписанный Сталиным в декабре 1936 года указ звучал совершенно по-новому. Миф о непогрешимой правоте и дружелюбии Советского Союза дал основательную трещину. Вмешательство России было особенно нетерпимым еще и потому, что в корне оно ничего не меняло. КПК уже примирилась с неизбежностью поиска мирных путей разрешения сложной ситуации. Окрик Сталина должен был лишь ослабить позиции Мао, подорвать в глазах Чжан Сюэляна доверие к коммунистам и, хотя бы в теории, лишить Чан Кайши заинтересованности в принятии навязываемых ему условий.

Однако к тому времени события уже развивались своим естественным чередом. Генералиссимус как бы впал в медитацию. 22 декабря приехала Сун Мэйлин и вместе со своим братом Т. В. Суном участвовала в переговорах с Чжан Сюэляном и Чжоу Эньласм. Внезапно начавшиеся переговоры столь же неожиданно оборвались. На Рождество Чан Кайши полетел в Нанкин. В подтверждение своей лояльности Чжан Сюэлян отправился вместе с ним.

Что скрывалось за дверями узилища, в котором пребывал генералиссимус? И больше, и меньше того, что стало известным.

Впоследствии в публичных заявлениях Чан Кайши подтверждал свой категорический отказ вступать в политические переговоры и подписывать какие бы то ни было документы. С одной стороны, его слова были чистой правдой. Чжоу Эньлай сообщал Мао, что переговоры велись с братом и сестрой, и только по достижении договоренности по основным требованиям Чжан Сюэляна Чан Кайши принял на себя устное обязательство подчиниться выработанному решению. Мао расценил это как «безмерное честолюбие и уклончивость диктатора». Он заметил, что в распоряжении коммунистов не имелось возможности знать наверное, выполнит ли Чан данное обещание и не заявит ли, что дано оно было под принуждением.

Первые достигнутые результаты обнадеживали мало. Юный Маршал, чей безрассудный поступок привел-таки к заключению соглашения, был отдан под суд военного трибунала, приговорен к десяти годам тюрьмы, амнистирован и помещен под домашний арест (выйдет из-под которого он только полвека спустя, уже девяностолетним старцем, на острове Тайвань). Вместо того чтобы отвести выставленные против коммунистов части, Чан Кайши усиливал их. В Нанкине речь вновь зашла о высылке карательного корпуса. Войска Чжан Сюэляна начали строить оборонительные сооружения, и в январе 1937 года Мао призвал Красную армию «готовиться. к неизбежной войне». Но двумя месяцами позже кризис миновал, контакты между Чан Кайши и Чжоу Эньлаем возобновились, сначала через посредников, а затем и личные. Однако единый фронт так и остался для коммунистов недостижимой мечтой. На протяжении всей весны и начала лета обе стороны были погружены в бесконечные споры о количестве дивизий, которые останутся в распоряжении Красной армии, и о том, какую эмблему будут носить на своих фуражках красноармейцы.

Много позже и коммунисты, и националисты сошлись в одном: события в Сиани стали поворотным пунктом, изменившим ход истории страны. Но к правде оказался ближе Мао, когда вскоре после освобождения генералиссимуса он заявил на Политбюро, что «перемирие с националистами, если оно вообще достижимо, будет иметь место не благодаря слову Чан Кайши — к этому его подтолкнет безвыходность ситуации». Инцидент в Сиани явился действенным катализатором предстоящих процессов, но никак не основополагающим их фактором. Главные события развернулись 7 июля, когда японские войска заняли железнодорожный мост Марко Поло в Лугоуцяо, в восьми километрах к юго-западу от Пекина. Началась Тихоокеанская война.