Мао Цзэдун

Мао и Хэ Цзычжэнь, еще не до конца оправившаяся от полученных во время Великого похода ран, поселились в доме богатого торговца в западном квартале города, на пологом склоне Фэнхуаншани — «Горы Феникса». Чжан Вэньтянь, номинальный глава партии, занял расположенный в центре обширного внутреннего двора парадный особняк хозяина, где имеется облицованный камнем зал, — там проходят заседания Политбюро. Чжу Дэ и Пэн Дэхуай жили в соседнем дворике поменьше, рядом с канцелярией Военной комиссии ЦК КПК. По сравнению с Баоанью условия просто сказочные. В распоряжении Мао есть даже гостиная, где он принимал посетителей, рабочий кабинет, окна которого вместо стекла затягивала промасленная бумага, и гигантских размеров круглая деревянная бадья — ванна. На этом комфорт заканчивался. Единственным отоплением в холодные северные зимы служил очаг под каном, воду приходилось носить из колодца, а бумаги, составлявшие суть каждодневной работы Мао и весь его политический капитал, хранились на стеллаже, сооруженном из пустых бензиновых бочек.

На протяжении последующих десяти лет пагода, потрескавшиеся городские стены и ворота в них — XII век! — станут символом надежды для прогрессивно мыслящей китайской молодежи и симпатизирующих ей интеллектуалов Запада. По трезвому наблюдению европейца, приглашенного сюда летом 1937 года руководством КПК, Яньань представляла собой «захолустный городок в одном из беднейших районов Шэньси». Ореол романтичности, «присущей молодости отваги и высоких духовных устремлений» придавали ей съехавшиеся сюда необычные люди.

Майкл Линдсей, аристократичный англичанин, чей отец был профессором колледжа Бейллиол[52] в Оксфорде, занимался в Яньани подготовкой радистов для Красной армии. Проведенное там время он будет вспоминать как «самый героический период китайского коммунизма». Журналист Гюнтер Штайн воспевал в своих очерках «бьющий через край энтузиазм пионеров китайских коммун. Эти люди полны веры, что за ними — будущее». Их подчеркнутую приверженность идеям эгалитаризма Томас Биссон, американский исследователь, называл «особым качеством жизни». И лишь случайные скептики находили отдельные темные стороны: единообразие мышления и обилие молодых охранников, множественными тенями окружавших высшее партийное руководство.

«Яньаньский путь» — чисто китайская разновидность коммунизма, которую Мао вызвал к жизни в десятилетний промежуток между окончанием первой гражданской войны и началом второй, — составной частью вошел в легенду о Великом походе. Он стал наиболее рельефным символом того мира, который Мао стремился создать.

Но прежде всего ему требовалось осуществить на практике две долгосрочные задачи, которые он упрямо ставил перед собой с момента прибытия двумя годами раньше в Шэньси: консолидировать политическую власть и выработать собственную марксистскую теорию.

Эти задачи были тесно связаны друг с другом. Начиная с Ленина все коммунистические лидеры строили свой авторитет на теоретическом развитии учения Карла Маркса. Марксизм всегда был ахиллесовой пятой Мао. В то время когда его соперники — «возвращенцы» и их идейный вдохновитель Ван Мин — изучали в российских университетах законы ленинизма, Мао целиком отдавал себя премудростям партизанской войны. Однако довольно быстро он понял, что есть способ превратить свое слабое место в несокрушимую твердыню. Еще десятью годами ранее, зимой 1925 года, он призывал создать «идеологию, отвечающую условиям Китая». На протяжении более чем двухтысячелетней истории страны каждая новая династия коренным образом меняла направление общественной мысли. Следовательно, коммунистам требовалось домашнее, китайское преломление марксизма. Оно дало бы партии возможность глубоко проникнуть в национальную психологию соотечественников, нейтрализовать разрушительное воздействие на нее подковавшихся в России соперников и четко обозначить конечные цели самого Мао.

Первый шаг в правильном направлении был сделан зимой 1935 года в Ваяобу.

Под его нажимом Политбюро тогда пришло к выводу, что идеи марксизма в Китае на практике должны претворяться в строгом соответствии со «специфическими конкретными условиями». Приверженность «левацкому» догматизму коллеги по партии заклеймили на заседании «рабскими действиями по указке Москвы».

Через три месяца Мао будет доказывать, что Компартии Китая следует «опираться на собственные силы и верить в них»; Советский Союз, безусловно, друг, но его помощь носит лишь вторичный характер. Политика двух стран совпадает только там, подчеркивал Мао, где «интересы широчайших народных масс Китая совпадают с интересами народных масс России».