Мао Цзэдун

29 ноября 1937 года, когда Квантунская армия методично продвигалась на юг по равнинам Северного Китая, в небе над Яньанью появился небольшой самолет. На первый взгляд он казался японским бомбардировщиком, однако вскоре наблюдатели рассмотрели на его крыльях красные звезды. Мао и остальные члены Политбюро спешно отправились на аэродром. Когда самолет приземлился, из него вышел полноватый и чем-то напоминавший сову Ван Мин, посланный Сталиным с почетной миссией укрепить единый фронт КПК с Гоминьданом. Ван Мина сопровождали невысокий, почти тщедушный и похожий на школьника Кан Шэн, специальностью которого были тайные политические операции, и Чэнь Юнь, двумя с половиной годами раньше отправленный в Москву известить Коминтерн о решениях, принятых руководством партии в Цзуньи.

О возвращении Ван Мина Мао был извещен радиограммой, однако утомительная дорога через Синьцзян отняла у посланца Кремля две недели, и представления о точной дате его прибытия в Яньани не имели.

Вечером армейские повара потрудились на славу: гостей ждал роскошный банкет. В приветственном тосте Мао назвал Ван Мина «ангелом-хранителем партии», а Чжан Вэньтянь сыпал комплиментами, восхищаясь его успешной работой в Коминтерне. Но уже на следующий день началась невидимая борьба. Слишком проницательный для того чтобы бросить открытый вызов авторитету Мао, по ряду важнейших вопросов Ван Мин четко дал понять, что его позиция — это позиция Москвы. Главным поводом для разногласий, звучавших в ходе шестидневного совещания Политбюро, стал вопрос о едином фронте.

Свою стратегию Мао изложил еще тремя с половиной месяцами раньше, в Лочуани. Если Китай хочет разбить Японию, доказывал он, совершенно необходимо объединить все патриотические силы страны. Но в создаваемом едином фронте «КПК должна сохранять свою абсолютную независимость и не упускать инициативу». С точки зрения политики это означало, что партия будет стремиться играть ведущую роль в военных вопросах и неуклонно множить свои ряды. Отношения с Чан Кайши требуют «высочайшей бдительности»: несмотря на формальный союз, Гоминьдан по-прежнему оставался соперником. Чисто военный аспект предполагал подготовку к затяжной войне, где Красная армия вновь уйдет в партизаны и постарается всячески избегать позиционных боев. «Суть партизанской войны — поднять на борьбу широкие массы. Регулярные части должны привлекаться лишь тогда, когда есть стопроцентная гарантия победы. Никогда не вступай в драку, если существует опасность проиграть!» Говоря об этом, Мао напоминал, что силы Красной армии следует разворачивать «исключительно в соответствии со складывающейся реальной обстановкой».

С наступлением зимы события начали подтверждать мудрость этой политики. Основную тяжесть военных действий Чан Кайши попытался переложить на Красную армию. Директива Центрального Комитета предписывала руководящим работникам КПК защищать прежде всего интересы своей партии, а не слепо следовать обязательствам перед Гоминьданом. В телеграммах армейским командирам Мао настаивал: только партизанские действия, никаких непосредственных столкновений с противником. Когда в конце сентября части Линь Бяо в засаде под Пинсингуанем уничтожили тысячную колонну японской армии, душа Мао ликовала от первой победы, а разум его кипел гневом: как осмелился Линь Бяо на такую безрассудную выходку? Через несколько дней Гоминьдан начал кампанию по концентрации уцелевших на юге страны разрозненных партизанских отрядов коммунистов, и сомнения относительно намерений Чан Кайши вспыхнули с новой силой. После того как без боя были отданы оккупантам города в северных провинциях, руководство партии решило, что Гоминьдан готовится заключить с Токио сепаратный мир. Мао лишний раз убедился в необходимости сохранять принятый курс и выступать против «совершенно ошибочной политики Нанкина».

Позиция вернувшегося из Москвы Ван Мина была абсолютно иной. Для Сталина Гоминьдан являлся первейшим средством сдерживания аппетитов Японии, уже тогда не скрывавшей своих интересов к Сибири. Подчиняясь дисциплине Коминтерна, КПК следовало предпринимать все усилия для укрепления отношений Гоминьдана с Советским Союзом. Главное в сложившейся ситуации, настаивал Ван Мин, это «консолидировать и расширять сотрудничество с Чан Кайши, и не на основе соперничества, а исходя из обоюдного уважения, доверия и взаимного контроля». Такие вещи, как «удержание инициативы» и «ведущая роль», не имели принципиального значения. Первоочередная задача — дать отпор японским агрессорам, ей должно быть подчинено все, «ради сохранения единого фронта мы не можем не пойти на любые жертвы».

Когда Ван Мин изложил на декабрьском заседании Политбюро свои взгляды, Мао заметил, что правильность выработанной в Лочуани стратегии подтвердила практика. КПК обязана сохранить независимость, обеспечивающую ей свободу действий, в противном случае партия станет придатком Гоминьдана. Единый фронт и отпор оккупантам вторичны. Марксистская диалектика учит, что единство противоположностей невозможно без взаимной борьбы между ними.