Мао Цзэдун

Как и начальник службы безопасности партии Кан Шэн, Цзян родилась в небольшом шаньдунском городке в девяноста километрах от Циндао. Отец ее был плотником, мать подрабатывала служанкой в доме родителей Кан Шэна — зажиточных помещиков. Основной доход приносила ее ночная проституция. Сама Цзян говорила, что росла в ужасающей нищете. Спасаясь от побоев мужа, мать вместе с крошечной дочерью была вынуждена уйти из дома. В шестнадцатилетнем возрасте уже Цзян бросила мать и присоединилась к труппе бродячих актеров. Через три года, весной 1933-го, жизнь привела ее в Шанхай. Здесь Цзян начала сниматься в кино, с течением времени ей стали поручать ведущие роли в таких «левацких» фильмах, как «Кровь на склонах Волчьих гор», и европеизированных драмах типа «Кукольного дома» Генрика Ибсена. Карьеру кинозвезды прервал арест: решив, что Цзян Цин является тайной коммунисткой, гоминьдановцы восемь месяцев продержали ее в тюрьме, после чего неожиданно и без всяких объяснений выпустили. По слухам, освобождением Цзян была обязана таинственному вмешательству неизвестного, но влиятельного иностранца. Она вступала в бессчетное количество любовных интрижек, о которых с удовольствием писали шанхайские газеты, по меньшей мере дважды вступала в брак, причем второй ее муж, Тан На, от отчаяния несколько раз пытался наложить на себя руки.

В Яньань Цзян Цин привели смешанные, не совсем ей самой понятные причины. Перспектива достичь славы в Шанхае затуманилась, а брак с ветреным и впечатлительным Тан На был скорее вынужденным. Цзян хватило сообразительности понять, что продолжение войны с Японией превращает Шанхай в весьма ненадежное пристанище. После инцидента в Сиани Яньань становился весьма модным в глазах радикально настроенной китайской молодежи. Туда же держал путь ее очередной любовник, молодой коммунист-подпольщик Юй Цивэй, помогший Эдгару Сноу добиться расположения руководства КПК. По всему выходило, что лучший для Цзян выбор — это Яньань.

Как и веем вновь прибывавшим, Цзян Цин предстояло пройти проверку на благонадежность. Поначалу возникли проблемы: Цзян никак не удавалось документально подтвердить, что она вступила в партию еще в 1932 году, а ведь были еще весьма неприятные (и до сегодняшнего момента остающиеся невыясненными) вопросы относительно чудесного спасения из гоминьдановских застенков. Но появившийся в октябре Юй Цивэй поручился перед партией за искренность Цзян и ее преданность делу революции. Двумя неделями позже в стенах партийной школы она приступила к изучению марксизма-ленинизма, а еще через шесть месяцев, в апреле 1938-го, устроилась на административную работу в Академию литературы и искусств имени Лу Синя.

Впервые свое внимание на Цзян Цин Мао обратил летом. Существует немало историй о том, как ей удалось добиться этого, но безусловного доверия не вызывает ни одна из версий. Более или менее близкой к истине представляется та, в которой инициатива принадлежала именно Цзян, а не Мао. Официально они были представлены друг другу вскоре после ее приезда, однако тогда Мао еще надеялся восстановить добрые отношения с Хэ Цзычжэнь. Вторая встреча произошла позже, на театральном представлении, когда он осознал, что Хэ к нему уже не вернется. Вспоминая о заигрывании с Лили У, Ним Уэйлс отметила: «Мао был из породы тех мужчин… кто не пропустит мимо ни одной женщины. Ему нравились свободомыслящие дамы…» Постель Мао была холодна, так почему бы Цзян Цин не согреть се?

В августе, ровно через год после прибытия в Яньань (и отъезда Хэ Цзычжэнь), Цзян перевели на работу в Военную комиссию — личным помощником Мао. Осенью они поселились вместе, а в ноябре Мао дал несколько обедов для коллег из Политбюро, на которых Цзян вела себя как полноправная хозяйка дома. Так, можно сказать, была отпразднована их «свадьба»: никаких официальных церемоний, как и никакой правды в получившей широкое распространение после смерти Мао истории о том, что высшее партийное руководство поставило перед ним тогда три жестких условия: Цзян Цин не должна занимать ответственных постов, не будет мозолить глаза широкой публике и посвятит себя исключительно личной заботе о Мао.

Прошлое Цзян давало основания для серьезных сомнений. Могла ли она, с ее весьма двусмысленными шанхайскими похождениями, со сбивчивыми рассказами о вступлении в партию и неумолкавшими слухами о сделке с Гоминьданом, быть достойной подругой вождя? Сян Ин, руководивший Юго-Восточным бюро партии, ведавшим и делами в Шанхае, встревоженно сообщал личному секретарю Мао Е Цзылуну о ходивших по городу разговорах о Цзян Цин. Вывод Сян Ин сделал следующий: «Ее личность для Председателя не подходит». Многие в окружении Мао были более сдержанны, но придерживались того же мнения.

Реакция самого Мао оказалась двойственной.