Трудно сказать, что заставило Сталина изменить свое решение. Основной причиной этого Мао посчитал нетерпеливую готовность Великобритании установить с Китаем дипломатические отношения, поскольку Сталин очень опасался, что Пекин вот-вот бросится в объятия Запада. Но «отец народов» вполне мог просто устать и сказать себе: с пустыми руками Мао все равно не уедет.
Как бы то ни было, шестью неделями позже, 14 февраля 1950 года, Чжоу Эньлай и А. Вышинский в присутствии Сталина и Мао подписали новый Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Вечером того же дня, в нарушение всех традиций кремлевского протокола, Сталин присутствовал на приеме, устроенном Мао в банкетном зале гостиницы «Метрополь». Покидать Кремль для главы государства было делом столь непривычным, что службе охраны пришлось установить специальную перегородку из пуленепробиваемого стекла, отгородившую лидеров двух стран от остальных приглашенных. В результате провозглашаемых тостов никто не слышал до тех пор, пока стекло — по просьбе Мао — не убрали.
И вновь картина всеобщего удовлетворения не совсем точно отражала действительность. Переговоры оказались мучительно трудными. Николай Федоренко, бывший тогда переводчиком Сталина, позже вспоминал, что комната, где они велись, напоминала «сцену из какого-то демонического спектакля». Мао настаивал на том, чтобы Советский Союз взял на себя твердое и недвусмысленное обязательство прийти на помощь Китаю в случае нападения на него США. Сталин согласился, но потребовал дополнить этот параграф условием: «В случае объявления сторонами состояния войны»? Еще более распалило Мао стремление Сталина получить особые привилегии в Синьцзяне и Маньчжурии. Сталин, в свою очередь, лишний раз убедился в том, что Мао — коммунист так себе, нечто вроде китайского Емельяна Пугачева. Впоследствии Мао будет жаловаться товарищам по партии: «Он не поверил нам. Он решил, что наша революция — фикция».
Но «модус вивенди» был все же достигнут. Тронувшись в долгий обратный путь, Мао с удовлетворением констатировал: под новое положение Китая в мире подведен надежный фундамент. С прекращением гражданской войны правительство сможет все внимание обратить теперь на восстановление разрушенной экономики, сделать первые неуверенные шаги по дороге к социализму.
Через четыре месяца, 25 июня 1950 года, в 4.40 утра началась Корейская война.
Известие это не застало Мао врасплох. Шестью неделями раньше в Пекине побывал Ким Ир Сен. Он сообщил, что Молотов одобрил проведение военной операции с целью объединить полуостров. Но лукавый Сталин и здесь поставил свое условие: прежде всего Ким Ир Сен должен заручиться согласием Мао. «Если ты получишь по зубам, — якобы было сказано корейскому лидеру в Кремле, — то я и пальцем не шевельну». Получалось так, что выручать соседа из беды пришлось бы Мао Цзэдуну. Однако в Пекине Ким Ир Сен ни словом не обмолвился об этом условии Сталина.
Перспектива новой войны не привела Чжуннаньхай[63] в восторг. И не только потому, что невозможно было предвидеть реакцию США. В то время Китай сам стоял на грани военного вторжения на Тайвань. Рассказ Ким Ир Сена показался Мао настолько не внушающим доверия, что он обратился к Сталину с просьбой подтвердить свое одобрение планов корейского руководства. Москва так и сделала, но в ответной телеграмме Сталин подчеркнул: «Окончательное решение этого вопроса должно быть принято корейскими и китайскими товарищами совместно». Отказ Китая означал бы, что начало операции по меньшей мере откладывается. Подобная ситуация не оставляла Мао никакого выбора. В Маньчжурии плечом к плечу с бойцами НОА сражались сто тысяч корейских солдат. Как Мао мог сказать Ким Ир Сену, что ему лучше не пытаться освободить свою родину? Нет, в Северной Корее хорошо знали, что согласие Китая им гарантировано.
Но стороны так и не доверились друг другу до конца. По распоряжению Ким Ир Сена китайцев держали в неведении относительно сроков начала операции и на пушечный выстрел не подпускали к ее военному планированию.
А для Чан Кайши война на Корейском полуострове была даром небес. Полугодом ранее Гарри Трумэн дал однозначно понять, что в случае нападения на Тайвань США будут сохранять нейтралитет. В апреле китайские войска предприняли крупномасштабную высадку морского десанта на остров Хайнань, расположенный неподалеку от побережья провинции Гуандун. В течение двух недель они полностью подавили сопротивление националистов, их потери составили около тридцати трех тысяч человек убитыми и ранеными. Выглядело это как генеральная репетиция перед вторжением на Тайвань. Следующим шагом можно было ожидать захват Цюэмоя и других прибрежных островов, а через год последовал бы главный удар.