Мао Цзэдун

У Чжоу, должно быть, дрожали руки. В течение десятичасовых переговоров, закончившихся в пять утра банкетом с огромным количеством спиртного, ему удалось получить всего лишь новые обещания. В подписанной им и Сталиным телеграмме Мао говорилось о том, что Москва предоставит оружие и направит свои самолеты для защиты китайских городов. О воздушной поддержке Кореи в телеграмме и не упоминалось. На словах Сталин объяснил Чжоу: российским летчикам необходимо время, чтобы как следует подготовиться к сложному заданию. Но на деле суть заключалась в другом: даже с помощью Китая, решил Сталин, Северная Корея все равно может потерпеть поражение. Участие в конфликте советской авиации приведет в таком случае к обострению отношений с США.

Отказ Сталина выполнить принятые на себя обязательства стал в глазах Мао новым актом предательства.

В 1936 году в Сиани, как и в 1945-м в Маньчжурии, речь шла о борьбе КПК за власть. Но теперь Китай стал уже суверенным государством, и с Россией его связывали союзнические отношения. Мао сделал вывод: доверять такому партнеру, как Советский Союз, Китай уже никогда не сможет.

И все же в конечном итоге Пекин сдался. Блеф Мао закончился ничем. Китай слишком глубоко увяз в корейской проблеме для того, чтобы решиться на сколь-нибудь серьезные изменения выработанного курса. В пятницу 13 октября Мао известил Чжоу Эньлая, что войска двинутся к 38-й параллели в любом случае. Это произвело впечатление даже на Сталина. «Значит, на китайских товарищей все же можно положиться», — якобы сказал он.

Однако этим проблемы Мао не исчерпывались. Его военачальников весьма тревожила перспектива американских бомбардировок при полном отсутствии поддержки с воздуха. 17 октября армейское руководство направило Пэн Дэхуаю предложение отложить начало операции до весны будущего года. Но поскольку войска Южной Кореи уже подошли вплотную к Пхеньяну, выбора у китайской армии не оставалось. На следующий день, выслушав доклад Пэн Дэхуая, Мао сказал: «Несмотря ни на какие трудности, мы своего решения не изменим. Отсрочек не будет». По его настоянию совещание военных согласилось, что выход экспедиционного корпуса состоится под покровом темноты 19 октября. Через тридцать часов начальник Генерального штаба НОА Не Жунчжэнь сообщил: войска переправляются через реку Ялу.

Впервые за много недель Мао заснул успокоенным.

Разразившаяся война оказалась на редкость примитивной.

После царившей в конце октября и начале ноября неразберихи оборонительных действий Пэн Дэхуай отдал приказ об отступлении. Макартур рвался к реке Ялу: «Мои парни должны встретить Рождество дома!» Но очень скоро американцы обнаружили, что Мао вновь прибег к излюбленной тактике «глубокого заманивания». На рассвете 25 ноября добровольческая армия перешла в контрнаступление. Через десять дней, потеряв около тридцати шести тысяч убитыми и ранеными (потери США составили двадцать четыре тысячи), объединенная группировка оставила Пхеньян.

Победа далась Пэн Дэхуаю дорогой ценой. Добровольческая армия тоже несла высокие потери, ее бойцы и командиры страдали от недостатка продовольствия и теплой одежды. И все же после семинедельной войны практически вся Северная Корея была освобождена.

На предложение Пэн Дэхуая остановить боевые действия до начала весны Мао ответил приказом продолжать движение вперед. Советский Союз все же начал ограниченную воздушную поддержку, Сталин дал обещание увеличить поставки оружия. Крайне неохотно Пэн согласился с требованием Мао и в канун Нового года объявил новое наступление. По его расчетам американцы в это время будут больше заняты празднованиями, а не войной. Через пять дней северокорейские и китайские войска заняли столицу Южной Кореи, Сеул, оттеснив противника на сто пятьдесят километров к югу. И вновь Пэн Дэхуай остановил своих людей. Вне себя от негодования, Ким Ир Сен направил жалобу Сталину, однако тот неожиданно поддержал решение Пэна.

Месяцем позже американцы нанесли ответный удар. Пэн настаивал на отходе, следуя традиционной тактике Мао жертвовать территорией ради выигрыша во времени, что сослужило хорошую службу в борьбе коммунистов против Чан Кайши и японских оккупантов. Однако сам Мао был категорически против. Ему во что бы то ни стало необходимо было удержать Сеул и 38-ю параллель, ставшие ярким символом быстро обретшего мощь нового Китая.

В многочисленных телеграммах Пэн пытался объяснить, почему продолжение сопротивления не имеет смысла: «У нас не хватает одежды, продовольствия и боеприпасов. Солдаты не могут идти по снегу босиком». В тридцатиградусные морозы замерзали насмерть тысячи бойцов.

Впервые за долгую политическую карьеру Мао позволил политическим соображениям взять верх над его военным чутьем.