Мао Цзэдун

Революция действительно требовала жертв: в 1930 году вместе с Ян Кайхуэй погибла приемная сестра Мао Цзэцзянь, младший брат Цзэтань был убит в стычке с националистами в 1935 году, второй брат, Цзэминь, пал от руки синьцзянского милитариста Шэн Шицая в 1942-м. Другой сын, Аньцин, страдал умственной неполноценностью. Дочери Ли На и Ли Минь находились под сильнейшим влиянием Цзян Цин, и это беспокоило Мао все больше.

Взаимоотношения Мао с Аньином никогда не были простыми и безоблачными. Требовательный отец настаивал на том, чтобы дети его являлись примером для окружающих и ничем не выделялись из своих сверстников. Телохранитель Ли Иньцяо вспоминал сказанные им Аньину слова: «Тебе не повезло, ты — сын Мао Цзэдуна!» По возвращении Аньина в Китай отец стал ближе, роднее, С его потерей оборвалась еще одна будившая в Мао нормальные человеческие чувства струна.

Потоки крови, пролитой во время становления Народной Республики, не иссякли и с окончанием войны в Корее. Последовавшие за нею политические и экономические кампании вносили в скорбный список все новые и новые имена.

Весной 1950 года Мао призвал партию отдать все силы утверждению коммунистических норм жизни на обширных территориях Центрального и Южного Китая, где проживало более трехсот миллионов человек. Первым шагом в этом деле должно было стать «установление социального порядка», то есть «полное уничтожение бандитов, шпионов, местных тиранов и деспотов» наравне с секретными агентами националистов, «распространявших антикоммунистические слухи, занимавшихся экономическим саботажем и убийствами партийных работников». Определенные основания для таких обвинений у Мао имелись. В течение 1950 года в сельских районах страны были убиты более трех тысяч чиновников, собиравших с крестьян продовольственный налог.

Первоначально наведение порядка планировалось постепенным и осторожным, наказанию должны были подвергнуться лишь отъявленные злодеи и признанные главари, к обманутым массам, недовольным новым режимом, партия могла проявить милосердие.

Но война в Корсе изменила все. По всему Китаю прошли многотысячные антиамериканские марши. В центре Пекина были установлены два гигантских чучела небритых, с позеленевшими от злобы лицами Трумэна и Макартура, тянувших обагренные кровью руки к Китаю. Многие жители страны слали на фронт небольшие посылки с трогательными посланиями: «Я сберегла этот кусок мыла для вас, чтобы вы могли выстирать забрызганную кровью врага форму и вновь пойти в бой». В фонд победы рабочие перечисляли часть заработка, крестьяне клялись увеличить производство зерна и мяса и отправляли армии излишки продовольствия.

Своя роль — негативная — была отведена и иностранцам. Много лет прожившему в Китае итальянцу предъявили обвинение в попытке покушения на жизнь Мао во время военного парада 1 октября. Суд признал несчастного вместе с его соседом по дому виновными в организации шпионажа в пользу США, после чего двух мужчин возили по Пекину в открытом джипе, а затем расстреляли в парке у Храма Неба. Двое других, итальянский священник и француз, владелец книжного магазина, оказались за тюремной решеткой как соучастники. То, что никакого заговора не существовало и все дело было чистейшей воды фикцией, не имело значения. Партийная «Жэньминь жибао» («Ежедневная народная газета») из номера в номер публиковала судебные отчеты, что помогало обосновать дальнейшее ужесточение порядков.

Масла в огонь подлили и последовавшие затем утверждения, будто во время войны США использовали в Корее бактериологическое оружие, а пленных китайских солдат отправляли на ядерный полигон в Неваду, чтобы испытать на них поражающий эффект атомной бомбы. В самых удаленных уголках Китая население негодовало и возмущалось бесчеловечной жестокостью американцев. Те же, кто не пылал ненавистью, немедленно заносились в списки неблагонадежных.

Кампания по подавлению контрреволюционной деятельности подняла температуру и без того накаленной атмосферы до предела. Всего за полгода были расстреляны либо доведены до самоубийства около семисот десяти тысяч человек, обвиненных в связях с Гоминьданом.

По меньшей мере полтора миллиона сгинули в специально построенных лагерях, где проводилось так называемое «перевоспитание трудом».