Мао Цзэдун

Необходимость срочно подвести под курс «большого скачка» более рациональный фундамент вынудила Мао обратиться к руководящим работникам с требованием прямо и не таясь выражать свои взгляды. «Правым иногда оказывается и один, а большинство ошибается, — заявил он Центральному Комитету в апреле. — Откровенность не подлежит наказанию. Партия всегда стояла на том, что у людей есть право выражать свое мнение». Далее Мао приводил в пример случай с жившим во времена династии Мин чиновником Хай Жуем, который в шестнадцатом веке выступил с упреками в адрес императора и потерял свой пост. Китаю сейчас очень нужны такие герои, подчеркивал Председатель. В июне партийная пресса начала публикацию массы статей, превозносящих добродетели мужественного чиновника. 2 июля, в день открытия пленума в Лушани, с его трибуны Мао еще раз подтвердил: «Критика и свободный обмен мнениями не повлекут за собой никаких наказаний».

Первоначально Пэн Дэхуай решил не присутствовать на пленуме. Он только что вернулся из полуторамесячной поездки по Восточной Европе и чувствовал себя усталым. Однако Мао призвал его к себе. Явившись по зову, Пэн пришел к мнению, что сейчас самое время и место выполнить данную в стихотворении клятву.

Поднявшись на трибуну, министр обороны привычно, не смягчая слов, начал рубить сплеча, заявив, что «за ошибки, совершенные в ходе «большого скачка», несет ответственность каждый… в том числе и товарищ Мао Цзэдун». Неделю спустя он счел нужным откровенно поделиться мыслями с самим Председателем. Однако когда утром в понедельник 13 июля Пэн появился у его порога, охрана сообщила ему, что Мао еще спит. Вечером того же дня доблестный воин изложил свои соображения на бумаге, адъютант переписал письмо набело и наутро не без внутренних опасений направил его высокому адресату.

Послание Пэна содержало сдержанное одобрение достигнутых успехов, доказавших, что стратегическая линия Мао «была в целом правильной». Присутствовала там и критика отдельных недостатков. Взятые порознь, писал автор, они не представляли собой ничего трагического. По-видимому, Мао не испытывал особого удовольствия, узнав, что «мелкобуржуазный фанатизм привел к «левацким» ошибкам», что кустарная выплавка стали имела свои «плюсы и минусы, причем первых было намного больше», что «мы проявили недостаточное понимание законов пропорционального и планового развития социалистической экономики». Однако все эти достаточно горькие слова мог бы сказать и сам Мао. Беда заключалась в том, что, собранные вместе, эти недостатки и ошибки производили совершенно угнетающее впечатление. Тяжесть, которую ощутил на своих плечах Председатель, объяснялась неумолимой логикой следовавшего из послания Пэна вывода. Фактически признав обоснованность курса «большого скачка», автор прямо давал понять: избранный путь ведет к катастрофе. Текст включал в себя абзацы, где вина за ошибки возлагалась на Мао лично. В качестве примера Пэн приводил слова Председателя о том, что «командовать всем должна политика»:

«Некоторые наши товарищи полагают: когда всем командует политика, ничего другого уже не требуется. Они забывают о главной цели такого лозунга — дать максимальный выход энтузиазму и творческой инициативе масс. Однако лозунг не заменит собой действие базовых законов экономики, как не заменит и конкретных практических мер».

Мао неприятно поразила в послании легкость, с которой Пэн освоился в роли беспристрастного судии. Расточавшиеся Хай Жую похвалы оказались моментально забытыми. Деловая критика допущенных ошибок может только приветствоваться, но бросать упреки в лицо императору? Это уже чересчур.

Через три дня, 17 июля, рабочий секретариат пленума по указанию Мао распространил текст письма Пэна среди участников. Поначалу такой шаг был воспринят как знак если не одобрения высказанной позиции, то хотя бы предложения ее в качестве темы для дискуссии. В течение двух дней члены ЦК, включая принявшего сторону Мао еще в середине 30-х Чжан Вэньтяня, высказывались в поддержку взглядов Пэн Дэхуая. Согласие с ними прозвучало в словах двух членов Политбюро — Ли Сяньняня и Чэнь И. Остальные колебались.

После того как на трибуну поднялся Мао, Пэн Дэхуай почувствовал, что земля уходит из-под его ног.