Мао Цзэдун

В этих взглядах не было ничего особо нового: подобные мысли Мао высказывал Джавахарлалу Неру еще в 1954 году, когда напряженность, возникшая в отношениях КНР с Тайванем, заставила США впервые намекнуть на вполне вероятное применение ядерного оружия. Через несколько месяцев в разговоре с финским дипломатом Мао употребил еще более леденящие душу примеры: «Если Америка располагает бомбой, способной проделать в земном шаре сквозную дыру, то в масштабах вселенной это окажется сущей безделицей, хотя и будет довольно заметным событием в солнечной системе». Однако в любом случае одно дело упомянуть о подобных перспективах в личной беседе, и совсем другое, когда речь о вселенских катаклизмах заходит на совещании коммунистических лидеров, приехавших в Москву более чем из шестидесяти стран. В словах Мао они услышали предсказание близящегося конца света. Кремль задумался над тем, имеет ли смысл доверять атомный арсенал человеку, столь невозмутимо рассуждавшему о ядерном Армагеддоне. Но соглашение к тому времени было уже подписано.

Весной следующего года Мао со спокойной душой принялся осуществлять «большой скачок». Взаимодействие с СССР в ядерной области открывало перед Китаем возможность в полной мере развернуть весьма дорого обходившуюся модернизацию обычных вооружений.

Н. С. Хрущев не оставлял попыток найти новые рычаги воздействия на ядерную программу Пекина. С этой целью он предложил углубить процесс военного сотрудничества, которое включит в себя совместное создание и использование мощной УКВ-радиостанции для связи с советским подводным флотом в Тихом океане (семьдесят процентов расходов брала на себя Москва, тридцать оставались Пекину). Другой такой центр должен был обслуживать объединенную флотилию ядерных субмарин СССР и Китая.

К удивлению Хрущева, реакция Мао на его предложение оказалась крайне негативной. В июле, на встрече с советским послом в КНР Павлом Юдиным, Председатель с едким сарказмом выразил накопленное недовольство тем, в чем крылся, по его мнению, явный кремлевский произвол:

«Вы не верите китайцам! Вы всегда верили только себе! Русский человек для вас — существо высшее, в то время как китайцы продолжают быть недоразвитой нацией глупых и беспечных людей. Вот откуда исходит предложение о совместном владении и использовании такого объекта. Почему бы вам в таком случае не пойти на поводу у собственных желаний и не распоряжаться вместе с нами нашей армией, авиацией, флотом, нашей промышленностью, сельским хозяйством, культурой? Может быть, это вас удовлетворит? Либо вы захотите подчинить себе все десять тысяч километров береговой линии Китая, а мы останемся с какими-нибудь партизанскими отрядами? Обзаведясь несколькими атомными бомбами, вы решили, что в состоянии контролировать своего соседа. Чем еще можно объяснить ваше поведение?.. Вряд ли вам приятно сейчас слышать то, что я говорю… Но мне совершенно ясно, что русский национализм уже тянет свои руки к берегам Китая».

«Совместное владение» ассоциировалось у Мао с неравноправными договорами, навязанными Китаю в начале века западными странами, и с раздавшимся в 1950 году требованием СССР особых прав на территории Маньчжурии и Синьцзяна. У Хрущева, заметил Мао Юдину, хватило здравого смысла, чтобы аннулировать подписанные Сталиным соглашения, но прошло совсем немного времени, и он «сам уже начинает действовать, как его предшественник».

Позже в мемуарах Н. С. Хрущев написал, что доклад Юдина «прозвучал ударом грома среди ясного неба». По-видимому, так оно и было. Прошло десять дней, и вместе с министром обороны Р. Я. Малиновским Хрущев без всякой шумихи приехал в Пекин, чтобы попытаться разгрести образовавшийся завал.

У него ничего не вышло. Мао не только категорически отказался подписать хотя бы соглашение о сходе на берег в китайских портах экипажей российских субмарин. Желая лишний раз подчеркнуть несерьезность морской тематики, он вел переговоры у открытого бассейна в Чжуннаньхае, где собеседники загорали, по выражению Хрущева, «как ленивые тюлени на теплом песке». Не умевшему плавать советскому лидеру пришлось всячески сдерживать бушевавшее в нем негодование, чтобы не скатиться в воду с надувного матраца.

Тремя неделями позже произошла новая ссора, на этот раз по поводу Тайваня.