На Декабрьском совещании ЦК КПК в Ухани Мао заявил, что урожай зерновых ожидается не менее четырехсот тридцати миллионов тонн, а это более чем в два раза превысит лучшие показатели прошлого. Из осторожности официально опубликованная цифра будет на пятнадцать процентов ниже. И хотя плановое задание по выплавке стали — почти одиннадцать миллионов тонн — тоже окажется выполненным, Мао признал, что из них лишь девять миллионов (позже он сказал — «восемь») соответствуют требованиям качества. Но Председатель пошел еще дальше и назвал установленные в Бэйдайхэ показатели нереалистичными: «Я совершил ошибку. Избыток энтузиазма помешал мне в то время правильно оценить революционное рвение масс и наши объективные возможности». Готовность подвергнуть себя подобной самокритике являлась лучшим доказательством твердой веры Мао в грандиозный успех «большого скачка». Об этом же говорили и новые цифры: более скромные, чем в Бэйдайхэ, они все же остались на недостижимой высоте. В 1959 году предполагалось выплавить двадцать миллионов тонн стали, в 1962-м — шестьдесят.
В конце 1958 года Председатель с удовлетворением оглядывался на достигнутое: «За прошедший год нам многое удалось. Ориентиры определены, реализуются такие планы, о которых в прошлом мы не могли даже мечтать». Собственный путь к коммунизму ведет в верном направлении. Еще одно усилие, и Советский Союз окажется позади.
Двумя годами ранее, в самом начале «малого скачка», Мао назвал китайский народ бедным и «чистым, как белый лист бумаги». В этом и заключается, говорил он, огромное преимущество, поскольку «исписанный лист уже больше ни на что не годится». Тема бедности и чистоты продолжала присутствовать в его речах на протяжении всего «большого скачка». В апреле Мао написал:
«У шестисот миллионов людей, живущих в Китае, есть две примечательные особенности: во-первых, они бедны, во-вторых — чисты. Это может показаться недостатком, но на самом деле это — достоинство. Народ бедный стремится к переменам, он желает действовать, он жаждет революции. На чистом листе бумаги можно написать самые новые и красивые слова, изобразить самые новые и прекрасные картины».
Сделанное с беспримерным высокомерием заявление, его неприкрытая амбициозность и стремление распоряжаться жизнями и душами своих подданных так, будто люди представляют собой не более чем восковые фигуры, дают возможность чуть глубже понять психологию вступившего уже в преклонный возраст Председателя. Гордыня такого масштаба предвещала катастрофу.
И она не заставила себя ждать.
Ход строительства социализма в Китае начинал вызывать у советского руководства все возрастающую тревогу. Уже ноябрьский в 1957 году приезд Мао в Москву на международное совещание коммунистических и рабочих партий оставил у Кремля ощущение тяжести. Н. С. Хрущев сделал предложение, от которого было невозможно отказаться: он пообещал поделиться с Китаем тайнами производства ядерного оружия и подарить образец атомной бомбы — в обмен на то, что Мао окажет советскому лидеру личную поддержку и не будет возражать против главенства СССР в мировом коммунистическом движении. Мао был счастлив: «новый» Хрущев, страстно желавший обогнать Америку, нравился ему куда больше, чем автор «секретного доклада». Вопрос о том, кому должна принадлежать руководящая роль в лагере социализма, Председатель даже не затрагивал (хотя и мог бы заметить, что такой страной вовсе не обязана быть именно советская Россия).
Соглашение по ядерному оружию подтолкнуло и без того довольно непростые китайско-советские взаимоотношения к самому краю бездны.
Вдохновляемый убеждением, что «ветер с востока преодолевает ветер с запада», Мао раскрыл перед вождями мирового коммунизма апокалиптическую картину грядущего триумфа двух великих держав. В условиях поддержания прочного мира, заметил он, лагерь социализма станет непобедимым. Однако имелась и другая возможность:
«Давайте поразмыслим. Если вспыхнет новая мировая война, то сколько в ней погибнет людей? Во всех странах сейчас насчитывается около трех миллиардов человек, и треть из них могут сгореть в ядерном пожаре. В худшем случае гибель будет ожидать половину населения. Но другая-то половина выживет! Империализм окажется стертым с лица земли, и мир станет социалистическим. Пройдут годы, и мы получим те самые три миллиарда, если не больше…»