В январе 1958 года НОА начала готовиться к очередной попытке занять острова Цюэмой и Мацу. Состоявшийся летом правительственный переворот в Ираке, который позволил США и Великобритании ввести свои войска на Средний Восток, открыл долгожданную возможность и перед Мао. 17 июля он заявил Политбюро, что атака на силы гоминьдановцев отвлечет внимание Вашингтона от сложной ситуации в Багдаде и даст миру понять: Китай всемерно поддерживает национально-освободительное движение. Первоначальный план предусматривал начало бомбардировки островов девятью днями позже, буквально накануне приезда Н. С. Хрущева, однако его осуществление было перенесено на конец августа. К этому времени руководитель советского государства выступил с предложением о четырехсторонней встрече России, США, Великобритании и Франции с целью найти способы разрядить напряженную обстановку. «Жэньминь жибао» по этому поводу едко заметила, что «глупо добиваться мира, заискивая перед агрессорами и сговариваясь с ними».
Однако, как выяснилось, Мао недооценил решимость американского правительства. По прошествии десяти беспокойных дней, когда Америка прозрачно намекнула на вероятность применения ядерного оружия, Пекин пошел на попятную. Уверившись в том, что угроза быть вовлеченным в конфликт миновала, Хрущев немедленно заверил Китай в своей готовности оказать любую помощь. Через два месяца кризис исчерпал себя сам. Командование НОА в лучших традициях пекинской оперы заявило: бомбардировки островов будут продолжены, но лишь по четным числам.
Обоюдная игра закончилась тем, что обе стороны вспомнили: поддержание нормальных рабочих взаимоотношений отвечает как интересам СССР, так и интересам Китая. Пекин начал с меньшим пылом рассуждать о так раздражавшем Москву прыжке в коммунизм, Хрущев же одобрил заем в пять миллиардов рублей, который должен был пойти на развитие китайской промышленности.
Однако за фасадом возобновившейся дружбы исподволь накапливалось обоюдное недоверие. В глазах Хрущева отказ Председателя от углубления военного сотрудничества, его бравада по вопросу ядерного уничтожения планеты и постоянное дм доктринерство превращали Мао в партнера взбалмошного, неблагодарного и непредсказуемого. Для Мао стремление Хрущева в первую очередь улучшить отношения с США было предательством дела революции и мирового коммунистического движения. Встреча Первого секретаря ЦК КПСС с известным американским политиком Губертом Хэмфри, в ходе которой глава советского государства позволил себе недостаточно почтительно отозваться о КПК, явилась еще одним свидетельством отказа Кремля от основных принципов социалистической солидарности.
Всю весну 1959 года партия продолжала закреплять взятые в начале «большого скачка» темпы. О «дворовых домнах» пришлось, правда, забыть: их продукция ни на что не годилась. Покрываясь ржавчиной, дымовые трубы еще долго украшали сельские пейзажи и служили памятниками охватившему нацию безумию. К началу лета Мао признал, что плановые задания выплавки стали на 1959 год должны быть снижены с двадцати до тринадцати миллионов тонн. Становилось ясно: прошлогодние показатели производства зерна, в целом неплохие, тоже были чудовищно завышены. «Мы походим на ребенка, который узнает о боли только тогда, когда сунет палец в огонь, — с горечью говорил Мао. — В строительстве экономики мы объявили войну законам природы и вели ее без всякой стратегии и тактики». По провинциям была разослана директива, требовавшая от местных руководителей перестать оказывать какое-либо давление на крестьян. В противном случае, предупреждал Мао, КПК будет ждать участь древних династий Цинь и Суй, которые объединили страну только для того, чтобы пару десятилетий спустя жестокость правления привела их к падению.
Проблема по-прежнему заключалась не в смене основной мелодии, но лишь в правильной расстановке акцентов. Коммунизм, отмечал Мао, наступит, безусловно, не завтра, однако он вполне возможен через пятнадцать — двадцать или «чуть больше» лет. Несмотря ни на что, к партии постепенно возвращалось чувство реальности.
Когда взгляды на положение в стране относительно прояснились, на горном курорте Лушань, к югу от Янцзы, проходил Июльский пленум ЦК КПК. По дороге туда Мао впервые после 1927 года посетил отчий дом в Шаошани. Увиденное в пути лишний раз подтвердило успехи политики «большого скачка» и настоятельную необходимость борьбы с утопическим «левачеством» ее осуществления в глубинке. По прибытии в Лушань Мао принялся за дело.
Среди высшего руководства страны он был не единственным, кто совершил паломничество в родные места. Несколькими месяцами ранее министр обороны Пэн Дэхуай побывал в соседней с Шаошанью деревеньке Няоши, где он появился на свет. Однако его впечатления о поездке разительно отличались от выводов Мао.