Мао Цзэдун

За пределами весьма ограниченного круга лиц никто ни в стране, ни в партии не подозревал о грядущем ненастье. Даже Чжоу Эньлай и Цзян Цин не знали, насколько серьезно Мао был озабочен возникшей проблемой. Для ЦК партии Линь Бяо по-прежнему остался «ближайшим соратником и преемником товарища Мао Цзэдуна». О попавших в опалу генералах известно только членам Политбюро: никаких отставок, «провинившиеся» продолжали исполнять свои обязанности.

Скорее всего прекрасно развитая интуиция все же подсказывала Линь Бяо, что потрясений не избежать. К марту 1971 года министр обороны погрузился в глубочайшую депрессию. Его сын, двадцатипятилетний Линь Лиго, занимавший высокую должность в руководстве ВВС, среди наиболее преданных подчиненных начал тайно обговаривать способы обеспечить незыблемость позиций отца. Линь Бяо об этих разговорах ничего, по-видимому, не знал. Тем не менее один из подготовленных единомышленниками документов включил в себя такую оценку тактики Председателя, которая поразительно точно совпадала со взглядами самого Линя:

«Сегодня он использует одни силы для того, чтобы нападать на другие, завтра же поступает наоборот. Те, кого он хочет соблазнить, слышат сегодня ласковые и медоточивые слова, а завтра по сфабрикованным обвинениям взойдут на эшафот. Вчерашние гости через день станут заключенными. Если оглянуться на прошедшие десятилетия, то найдется ли среди людей, которых он когда-то поддерживал, хотя бы один человек, кого не уничтожили как политика?.. Его бывшие секретари либо покончили с собой, либо брошены в тюрьмы. За решеткой оказались и несколько самых преданных его соратников».

Между собой Линь Лиго и его товарищи называли Председателя «В-52»: подобно совершавшим налеты на Северный Вьетнам бомбардировщикам дальнего радиуса действия, смертоносный груз Мао сбрасывал на своих противников с огромной высоты.

После долгих сомнений они пришли к выводу, что непосредственной угрозы положению министра обороны пока не существует, и после смерти Председателя Линь Бяо все же станет его наследником. Рассматривалась вероятность и более раннего перехода власти в его руки; на этот случай коллеги Линь Лиго составили план действий, названный ими «Проект 571». Однако, по общему мнению, вступить в силу этот план мог лишь в исключительных обстоятельствах: даже при успешном осуществлении за него пришлось бы заплатить «слишком высокую политическую цену».

Подобные разговоры сами по себе свидетельствовали о весьма нездоровой обстановке, сложившейся в лагере министра обороны.

В конце апреля 1971 года события приняли еще более зловещий оборот. По инициативе Председателя Чжоу Эньлай сообщил У Фасяню, Ли Цзопэну, Цю Хуэйцзо, начальнику Генштаба Хуан Юншэну и Е Цюнь о том, что они подозреваются в проведении «ошибочной политической линии» и попытке «внести фракционный раскол в ряды партии». В руки Цзян Цин Мао вложил новое оружие: ее сторонников назначили руководителями отделов ЦК по пропаганде и кадровой политике.

В течение довольно короткого времени Линь Бяо все дальше отстранялся от выработки и принятия решений. Он прекратил ходить на работу, поведение его начинало вызывать растущее недоумение. Сказавшись больным, министр обороны рассчитывал уклониться от участия в праздновании Первомая. Чжоу убеждал его прийти, и когда в нарушение протокола Линь появился на трибуне уже после Мао, Председатель встретил его пренебрежительным молчанием. За проведенный вместе час оба так и не обменялись ни словом, ни взглядом.

В начале лета Мао осознал, что открытая конфронтация становится неизбежной. Чжоу Эньлаю через месяц он сказал: «Начатое в Лушани мы не довели до конца, проблема осталась. Суть ее в том, что генералы ощущают за своими спинами мощную поддержку». Несколькими днями позже Линь Бяо вместе с семьей поехал на отдых в Бэйдайхэ. В середине августа Председатель прибыл в Ухань, где на первой из ряда встреч с местными ответственными работниками заручился поддержкой провинциального руководства и военных. На протяжении своего дальнейшего маршрута Мао неустанно повторял: в Лушани начался очередной этап той борьбы, что велась против Лю Шаоци, Пэн Дэхуая и Ван Мина. «Кое-кто, — говорил он, — вознамерился стать первым лицом в стране, расколоть партию и силой прийти к власти»[79]. Председатель не делал никаких далеко идущих выводов. Он просто указывал, что «на товарище Линь Бяо лежит определенная ответственность». Кого-то из его последователей еще можно вернуть на путь истины, кто-то же успел зайти слишком далеко. Опыт прошлого, сухо заметил Мао, учит, что «очень трудно… перевоспитать того, кто своим примером приводит общество к непоправимым ошибкам».

Вести об этих словах Председателя дошли до Бэйдайхэ лишь 6 сентября — через три недели после того, как Мао начал свою поездку. Такая медлительность свидетельствовала о крайне незначительном числе сторонников, на которых Линь Бяо мог бы рассчитывать в провинциях.

События последующих шести дней со всеми основаниями можно назвать сюрреалистическими.