Мара из Троеречья (СИ)

Марушка жадно уплетала пироги, запивая молоком и быстро опустошая крынку, поставленную для гостей на широком столе. Роланд ковырял кольцо колбасы, поглядывая на хозяина дома. Тот справно перекладывал жирный, зернистый творог в покрытую расписной эмалью миску, пока смуглая черноглазая девица — не шибко похожая на его внучку, замешивала тесто на хлеб, щедро подливая в него золотистого гречишного меда.

— Грушка уродилась такой, — за звоном мисок и чарок дребезжал стариковский голос. — Сначала, как все была, а опосля — вроде вымахала, а ребятенком и осталась.

Лис свой кусок колбасы съел, вымакал хлебной коркой миску и теперь поглядывал на Роландов — раскрошенный по тарелке, но не тронутый.

— Мы ее не обижаем, — продолжал дедок, — дурочка, но наша. Общая как бы. Всюду ей можно. В хаты заходит, угощают ее люди, гостинцы дают. А как иначе-то?

Он выудил пыльную бутыль и согнулся, зашелся в старческом кашле. Смуглянка подхватилась и поднесла воды, заглянула в лицо, но дед только отвернулся, тяжело дыша. Девица устало закатила глаза, подняла миску с творогом, собрала чарки для гостей и поставила на стол. Следом вытащила запечатанную воском холщовую тряпицу из узкого горлышка бутыля и разлила содержимое по чаркам.

— Вот мать и спокойна за нее. Фёкле ж приходится камень добывать наравне с мужиками. А иногда она и поболе приносит, — откашлявшись, продолжил старик. — Мужа ейного присыпало в лесу, когда он яхонт намывал. Но Фёкла знает, если с ней случиться чего — мы за Грушенькой присмотрим, прокормим. Так что, не страшно ей.

— Так и кормили бы обеих, — отодвинул миску Роланд. — Зачем бабу в Пьяный лес отправлять?

Хозяин сделал вид, что пробует подошедшее тесто:

— Хороша твоя стряпня, Аглаша, ай да хороша! Можно только медку побольше, — поцокал он языком и, подумав, сказал: — Фёкла гордая. Не возьмет от нас, еще и обидится. Нет, лучше уж как есть, пусть все будет.

Марушка сдобрила творог вареньем и молча принялась за него. Она не произнесла ни слова, с самого момента, как путники зашли в дом. Лис умудрялся слушать дедову болтовню, осматривать убранство дома и уминать угощение одновременно.

— Надо отдохнуть перед празднеством, — извинился старик, сдерживая зевоту. — Годы уже не те, а работы все так же много.

Роланд поднялся и кивнул спутникам на дверь. Марушка долила молока в стакан.

— Вы оставайтесь, — предупредил прощание хозяин дома. — Хороводы водить будем, песни петь и костры жечь до самого неба. Красота! Зуб даю, — поддел он желтым ногтем единственный резец, — такого вы не видали еще.

Марушка вытерла губы от молочной пенки и подняла взгляд на Роланда. Не то, что ей шибко хотелось остаться на праздник, но в дороге она скорее стала бы поклажей, нежели попутчицей. Воин покачал головой, жестом велел спутникам подняться и покинуть избу. Марушка понуро встала, склонила голову перед хозяином дома и, прихрамывая, поковыляла к двери. Лис придвинул к себе миску с колбасой Роланда, и подниматься из-за стола не спешил.

— Может, останемся? — протянул он. — На денек другой?

Роланд покачал головой.

— Вы думайте, решайте, — крякнул старик, поднимаясь. — Ежели чего понадобится, Аглаша все подаст, — кивнул он на смуглянку.

Дождавшись, когда тот оставит их, Лис отправил в рот кусок колбасы и принюхался к содержимому чарки.

— Марь вон, скачет еще, как колченогая.

— Потерпит, — отрезал Роланд.

— К тому же, у нее ведь тоже праздник. Шестнадцать лет будет, то да сё… Не думаю, что старуха в лесу пиршества ей устраивала. Было бы хорошо остаться, — вдруг подкупающе улыбнулся Лис. — На хвосте у нас никто не висит, местные теперь в неоплатном долгу. Благодаря Мухе, кстати. Выпьем, поедим за дурака. Когда еще такое будет?

Роланд посмотрел на девочку, нерешительно остановившуюся в проходе, на торжествующего Лиса, бесстыдно опустошавшего бутыль с брагой, на белозубую смуглянку Аглашу, хлопотавшую у печи и улыбавшуюся так обезоруживающе, что казалось и впрямь, останься они здесь, как все проблемы решатся сами собою, — и сдался.

— Два дня, — процедил он. — И я надеюсь, — Роланд посмотрел на Марушку, — помимо разговоров с Любавой о знахарском деле, ты найдешь время научиться ездить верхом.

Та неуверенно кивнула. Самой Марушке казалось — будет победой, если она в седло взбираться за такое короткое время научится, но спорить не было сил.

— Так-то три дня празднуют же? — осклабился Лис, бесстыже запихивая в себя колбасу.

— За два напразднуетесь с лихвой, — гаркнул Роланд и передвинул бутылку с брагой на свой край стола.

Марушка вернулась, умостилась на лавке рядом с Лисом и вытянула ноги под столом. Рыжий выглядел повеселевшим, но от девочки, кода та попыталась опереться на его плечо, отодвинулся. Она не успела спросить, что стряслось и не досталось ли ему в потасовке перед мастерской, когда Роланд окликнул Аглашу.

— Южанка?

Та повернулась — только взметнулся над полом цветастой волной подол длинной юбки, — и кивнула, широко улыбаясь.

— Немая? — спросил он, и Аглаша звонко засмеялась в ответ:

— Нет.

— Тогда чего молчала?