Мара из Троеречья (СИ)

Роланд спал беспокойно, и проснулся раньше обычного. Он успел сотню раз пожалеть о своем обещании. В том, что девка решит остаться, почти не сомневался. Уж слишком явно сказывалось воспитание Федоры. Кто бы еще стал спасать раненого врага? А вот ворюга подобрался слишком близко и однозначно плохо влияет на нее. Этот зубы заговорит, голову заморочит, и поминай как звали!..

Роланд с особым удовольствием разбудил Лиса привычным пинком. Тот не протестовал, встал покорно и сначала скрылся ненадолго в зарослях, а потом, насвистывая незамысловатую мелодию известной трактирной песни, направился к своей лошади. Марушка, сомкнув глаза перед самым рассветом, теперь никак не могла проснуться — стоило на миг опустить веки, как тело переставало слушаться и проваливалось в темноту.

Трясясь на спине Хеста позади Роланда, обвязанная поперек веревкой, она не проронила ни слова за день, только всем видом показывала, как тошно ей держаться за него, даже краешком одежды прикасаться! Путешествовать на лошади Лиса воин не позволил, рассудив, что в таком случае попытки побега будет не избежать, а у него не осталось ни сил, ни желания тратить драгоценное время на погоню. Иногда он останавливал коня и поднимал обеспокоенный взгляд в небо. Но как ни вглядывался, как ни щурился, рассмотреть мелькающих под облаками темными черточками птиц и разобраться, есть ли среди них видящие — княгини ли, хановы ли, — не мог. А потому вел коня, старательно обходя поля и прокладывая путь среди посадок и перелесков.

Лис осматривался, вытягивал шею и крутился, в надежде приметить хоть самую захудалую деревушку, но воин, как назло, вел их вдалеке от людских поселений.

Вечерело. Сумерки спустились на поля, поползли молочным туманом по разлитому голубой кляксой вдалеке озеру. Марушка зевала, предвкушая, как сладко будет спать — хоть на еловых ветках, хоть на голой земле. А утром, если повезет — постирает одежку и помоется. Озерцо, манившее блестящей гладью, в которой смутно отражались подернутые дымкой и небо, и высокие осины, и одинокая рябина, и даже черное облако гнуса, кружащего надо водой, осталось позади. Марушка скрипнула зубами от досады. «Значит, будет по пути другое озеро или река, — решила она, — Роланд может нас с Лисом уморить, но Хеста своего пожалеет…»

У опушки леса Роланд действительно спешился и помог слезть девочке, но вместо того, чтоб объявить привал, взял коня за узду и нырнул в густые заросли черемухи. Марушка переглянулась с Лисом и в лес они зашли, не сговариваясь, взявшись за руки.

Чем глубже заходили в чащу, тем сильнее и гуще ощущался в холодном воздухе запах мшистых лишайников, грибов и стоячей воды. Гудели беспрестанно комары, впивались в открытую кожу, а самые наглые залетали под одежду, чтоб там героически погибнуть. Марушка то похлопывала себя по бокам, то размахивала руками, разгоняя черное облако — знала бы заранее, выломала бы ветку черемухи, неуемное комарье гонять.

Небо почернело, осветилось одинокими звездами, и фигура Роланда, маячившего впереди, теперь угадывалась смутно, одними очертаниями — приходилось идти, ощупывая воздух впереди руками, чтобы не оказаться в колючих объятиях ели.

— Вот же холера! — громко хлюпнуло в сажени, и Марушка повернулась на голос.

Лис с усилием выдрал ногу из болотной тины, оперся о ближайшее дерево и принялся вытряхивать серую жижу, щедро натекшую за голенище.

— Все в порядке, — поспешил успокоить их Роланд. — Мы на верном пути.

Тропа вскоре исчезла, растворилась, будто и годилась лишь для того, чтоб завести незадачливых путников в топь. Запели, раздувая щеки лягушки, сверкнула желтыми огоньками глаз лисица, махнула хвостом и затерялась меж деревьев.

— Ну и дрянную дорогу же ты выбрал… — присвистнул Лис, высоко задирая ноги — болото зычно чавкало при каждом шаге, обволакивало сапоги вязкой жижей, норовя утащить в тухлую муть.

— Раньше был прямой путь через лес, — бросил Роланд. — Только она не захотела, чтобы дергали по пустякам и учеников перестала брать… Сказала, что нет больше достойных. Может статься, что и с нами говорить не захочет, — тревожно и тихо подытожил он.

— Да сколько можно темнить уже, кто «она»? — не выдержал Лис.

— Самая Старая ведьма. Слыхал про такую? — ответил Роланд, рассудив, что в ее владениях нет смысла молчать: если уж голубей Радмилы старуха все равно гоняет, а лисица, служащая ее глазами, давно их заприметила. Не захотела бы Старейшая его видеть — завернула бы дорогу, чтоб плутали кругами, да утопила в трясине, как любого нежеланного гостя.