Мара из Троеречья (СИ)

— Мне пришлось ступени до блеска натирать из-за тебя… — сонно пробормотала Ярви, когда та прошмыгнула внутрь. — Эта клуша-прислужница в одиночку ни за что бы не справилась в срок…

Марушка не ответила: стянула сарафан и свернулась калачиком на рогожке под самым окном. Она долго смотрела на кусочек неба, усыпанного звездами. Чтобы зацепиться за что-то не выуженное из памяти наставницы, а только её, к чему Федора не могла иметь отношения, Марушка отчаянно искала среди незнакомых созвездий двух Собак, которые бегут друг к другу. Но на чужом южном небе тех было не видать.

Следующие дни она ходила по острову, потупив взор, перестала обращать внимания на мудрецов, сновавших вокруг, и старалась избегать общества новых подруг. Тетка Журба подсовывала ей лакомые куски, но Марушка ковыряла ложкой холодную кашу и отодвигала миску, не притронувшись к еде. Ярви с Горыней больше времени старались проводить рядом, чтобы не оставлять подругу наедине с мрачными думами.

А она не могла разобраться: решал за неё кусочек тот души, что пожаловала ключу Федора или она сама выбирала, как поступить? Имелся ли у ключа выбор? Да и существует ли она — Марь, взаправду или есть только тень чародейки Федоры?

Впрочем, если Роланд, знахарство и остальные вещи, вроде смутного знания об имени Старейшей ведьмы, передались ей с духом наставницы, то кое-что принадлежало исключительно Марушке — Лис. И память, которая осталась о нем. Федора не имела к рыжему воришке никакого отношения. И пока Марушка будет помнить о том, каким он стал для неё, преобразившись из алчного зубоскала в нежного друга, она не превратится в Мару из легенды — не выпустит разрушительную стихию и останется человеком.

О том, что Лис бросил её посреди пути, Марушка предпочла не вспоминать. Он ведь сознался — ему невыносима была сама мысль, что подругу разберут и уничтожат. Пожалуй, стоило отправить ему весточку о добром здравии.

Приняв решение, она ожила. Накинулась на кашу, как голодный зверь, будто наверстывая за прошедшие дни. От предложенной добавки не отказалась. Даже немного поболтала с Горыней и Ярви. А после сытного обеда, с удивлением отметила, что Ярви не побежала, как обычно, в башню к столь обожаемым книгам, а осталась помогать тетке Журбе и её дочери. Хотя той даже сливок не предложили взамен.

Первым делом, Марушка попыталась уговорить передать письмо того, кто постоянно выбирался с острова. Лодочник, слушая ее просьбу, многозначительно щипал плешивую бороду, выуживая из неё сухие водоросли и кивал. Вот только плату не называл, продолжая трясти головой. И когда Марушка выбилась из сил, её нашла Ярви. Та долго хохотала, а потом, переведя дух, пояснила, что старик-челночник глух и нем — как рыба. К вящему разочарованию Марушки, ни один из учеников не собирался в скором времени на большую землю, а просить седобородых наставников Ярви отказалась и строжайше запретила подруге. Поскольку и голубей-почтариков в обители мудрецов не водилось, Марушка решила, во что бы то ни стало выбраться с острова. Совсем на чуточку — передать письмо и плату за его доставку.

Она поспешно готовилась к вылазке. На кусочке бересты, выкраденном у Ярви, угольком писала послание: старательно выводила буквы, мелкие — чтобы ничего не упустить. Каким получилось письмо, ей всё равно не понравилось, но искать новую бересту или тащить у подруги было чревато. Про первую она соврала, что на ней разродилась мышь, и Ярви, побледнев лицом, попросила об этом больше не вспоминать, а потом долго перетряхивала вещи в поисках горошин помёта.

Разумеется, никаких монет, чтобы заплатить гонцу, на острове раздобыть не удалось. Но было кое-что другое…

Ночью, когда Ярви умиротворенно засопела, Марушка выждала немного и улизнула из комнаты. Подаренные ей белые одежды она порвала на лоскутки — из большого куска сукна соорудила котомку, а длинные полоски намотала на ладони, оставив торчать только пальцы, чтоб не ободрать кожу, перелезая через стену. Она ведь делала это раньше, а стены острова казались не сильно и выше дворцовых…

Луна скупо освещала дорогу. Оглушительно стрекотали цикады. Марушка продвигалась в темноте почти на ощупь, так и не запомнив расположения дорожек, когда, наконец, вышла к полям. Цвет сильфия опадал — его собирали в мешки и прятали в кладовые. Она опустилась на колени, не боясь замарать сарафан. Пошарила ладонями по земле, но не нашла и лепестка. Подумала немного и принялась обрывать соцветия. Наполнив котомку до краев, Марушка отправилась к увитой змеевником стене.

«Вот дуреха, — корила себя Марушка, пробираясь сквозь темень, — могла бы огарок свечи раздобыть…» Она не успела порадоваться, ощутив мощеную дорожку под ногами, когда споткнулась и полетела вперед. Зазвенела разбитая миска. Ногу обдало холодом — жижа хлюпнула и стекла за голенище… Марушка закусила губу: небось всех перебудила! Отдышалась и, не заслышав встревоженных голосов, поднялась.

Прямо на нее, хитро прищурив глаза, смотрел Мудрейший.

— Деда… — прошептала Марушка, — только не выдавай меня…