Мара. Ведьма поневоле

Мама бросила на меня обеспокоенный взгляд, и я едва не решил тут же заверить её, что никуда теперь не уйду. Хотя, это и было очень глупо.

— Я и сама успею, — всё так же улыбаясь, ответила за меня Далия, кивая на дверь, чтобы я вышел. — Пусть Олаф к отцу идёт, а мы с вами немного посекретничаем.

Посекретничают они… От таких вот женских секретов и случаются все мужские проблемы, с которыми разбираться потом, естественно, мне. Я покачал головой и сложил руки на груди, давая понять, что не собираюсь идти на поводу у их женского новообразовавшегося дуэта. Но матушка, так же, как и Далия, указала мне взглядом на дверь, и я чертыхнулся, направляясь к выходу из комнаты. Похоже, нам с отцом предстояло продумывать оборонительный план.

Я сидел за столом, угощаясь брагой и разными яствами, которые бабуля подкладывала мне в тарелку с удивительной для её лет прытью. Сказать отцу о том, что мы задержимся не долее чем на день, у меня не поднимался язык. В голове то и дело возникали мысли о том, чтобы остаться в Элеборне, но я гнал их прочь. Во-первых, в нашей с Далией и Лопухом помощи нуждалась Маша. Во-вторых, если где нас и отыщут стражники короля, которые рано или поздно нападут на след всех, кто бежал из дворца, так это в моём родном доме. Это обстоятельство, кстати, волновало меня больше других. Что будет с отцом, матушкой и бабушкой Розой, когда гвардейцы прибудут наказать всех виновных? Об этом было страшно подумать.

Отец, без устали рассказывающий о том, какой урожай собрал за прошлый год и сколько бочек браги наварил, неожиданно остановился, внимательно посмотрел на меня и серьёзно проговорил:

— А ведь ты был прав, сынок. По поводу Бороса. Прав, как пить дать…

Я поморщился от воспоминаний о нашей последней ссоре и попытался скрыть замешательство за очередным глотком браги. Она хмелила вместе с восторгом от пребывания под крышей отчего дома, потому думать о короле, разногласиях с отцом и о том, кто был прав или виноват — не хотелось.

— Нет-нет. Ты просто послушай. В том году король увеличил оброк. Но не вдвое или втрое. Солдаты Его Величества приходили почти каждый месяц и брали из дворов, кто что хотел. А хотели они многого. У Корнелия полстада коров увели и опорожнили начисто погреб с припасами. Ты бы видел глаза старика, когда он прибежал к нам. Слова сказать не мог, трясся и плакал.

Я невольно сжал ладонью кружку с брагой, от чего она не выдержала и треснула. Липкая струйка потекла по моим пальцам, капая на стол. Внутри меня поднялся такой пожар адской злости, что я едва не зарычал, яростно продолжая сжимать рукой несчастную посудину.

— У нас только брагу забрали. И то предыдущего взвара. Ту, что давно бродила, я припрятать успел. Матушка тогда и слегла. Говорит: зачем нам теперь жить, Густав? Не для кого и не для чего.

Отец махнул рукой и отпил глоток браги. На морщинистом лице его мрачное выражение сменилось сначала растерянным, а потом губы дрогнули в улыбке.

— Но теперь ведь есть для чего, да? — осторожно, словно боясь спугнуть меня, спросил он. И столько надежды было в этом вопросе, столько затаённой тревоги, что я отвечу «нет», что я не выдержал. Отставив треснутую кружку в сторону, я бросил быстрый взгляд на бабушку Розу, подался к отцу и начал рассказывать.

Я поведал ему обо всём. И о том, как скитался по Илларосу, мучимый мыслями о своём недостойном поведении. И о том, сколько раз порывался вернуться в Элеборн, чтобы хоть одним глазком взглянуть на родной дом и свою семью. И о том, как встретил Мару, при упоминании которой отец нахмурился, словно силился что-то вспомнить. Ну и, конечно, отдельное место в моём рассказе заняла история о дворцовых приключениях, которые до сих пор были в самом разгаре, несмотря на относительную безопасность родного дома.

За это время к нам присоединились Далия и матушка, которая на удивление хорошо выглядела, чем вызвала искренний восторг и облегчение, отразившиеся на лице отца. На груди матери красовался тёмно-зелёный самоцвет в серебряной оправе, и я смекнул, что здесь не обошлось без дара моей «невесты», которая обладала волшбой, связанной с каменьями.

Я с благодарностью взглянул на Далию, которая принялась за брагу с таким воодушевлением, словно ничего в своей жизни вкуснее не пробовала. Впрочем, я мог побиться о заклад, что так оно и было.

Лопух, наевшийся сливок и свежей рыбы, дремал, свернувшись калачиком в одном из кресел. А меж тем, на улице день перевалил за середину, и скоро солнце должно было начать клониться к закату. Что означало одно — нам пора было принимать решение о том, когда выдвигаться из Элеборна.

— Значит ты, сынок, теперь у нас важная птица, — с гордостью проговорил отец, когда я закончил своё повествование. — И без тебя наш Илларос не выстоит.