Марахси

Бык тоже подошел поближе, но трогать робота не стал, просто посмотрел в самый центр трубочек и связок.

— Для этого вы им вводите гормоны? — уточнил он. — Или это шутка? Зачем они роботам?

Врач поджал губы.

— У них органический мозг, — сухо ответил он.

— То есть? — Бык поперхнулся. — В каком смысле? Человеческий?

— Если вас интересует, носил ли кто-то эти мозги до ромульян, то нет, — ответ был полон ядовитого сарказма, который Бык предпочел не заметить. — Вся масса их мозга — клоны одной-единственной клетки, выращенные в лабораторных условиях и помещенные в оболочку под внешним управлением. Разработка Новой Виктории, которую она поставляет в готовом виде на производства вроде нашего.

Стало немного легче, тогда как Саммю явно был разочарован. Похоже, до этого дня он представлял себе ромульян изнутри несколько иначе.

— Какая профанация, — протянул он. — Впрочем, чего ожидать от людей, как не того, что они будут подражать матери-природе. И еще имеют наглость называть себя творцами, когда просто украли чужую идею.

— Все эксперименты по созданию искусственного интеллекта рано или поздно приходят к подражанию природе, — сварливо отозвался врач. — Зачем выдумывать велосипед?

Ромульянин то ли был отключен ниже шеи, то ли имел команду не мешать людям, но он опустил голову, не произнеся ни слова. Врач отошел к другому ящику, набрал там новых пластиковых тубусов и вернулся к верстаку. Свой набор он разложил в ряд, как торговец на провинциальной космолинии.

Бык смотрел на него с любопытством, а Саммю — настороженно, отступив немного назад.

— Мозг органический, и его работа осуществляется по образу и подобию людей, — врач вставил пластиковые тубусы в прямоугольный контейнер. — Мы подаем команды, но одного электричества недостаточно для передачи импульсов между нервными клетками. Большинство синапсов имеют не электрический, а химический механизм действия, а химический передатчик импульсов в человеческом мозге — нейромедиаторы.

— Гормоны?

Врач заправил контейнер, предназначенный внутрь андроиду, вставил его в приемный лоток.

— Да. Серотонин, мелатонин, дофамин.

— У них есть собственные мысли? — Бык внимательно смотрел на ромульянина, который получил свою дозу, но счастливым не выглядел.

— Не в том виде, в каком они есть у людей.

— Удивительно, что они оказались бесполезны против дрифта, — зачем-то сказал Бык.

Врач метнул на него непонятный взгляд, и начал набирать вторую обойму из пластиковых цилиндров.

— Зрелищность боя зависит от манеры движений, — сказал он, не отрываясь от своего дела. — Я попробую сделать так, чтобы со стороны это выглядело особенностями характера, но нужно понимать, что машина останется машиной, какую моторику ей не навяжи.

— И слава богу, — искренне сказал Саммю. — Машина, которая умеет ненавидеть или любить — что может быть страшнее.

— Ближе к делу, — перебил его врач. — Что нужно тем баранам, которые усядутся в кресло с билетами?

Он сделал многозначительную паузу.

— Агрессия, наверное, не помешает, — предположил вместо Саммю Бык, почесав себя за ухом. — Что-то вроде боевого рвения, не знаю, как выразить точнее. Он должен быть устрашающим. Победа не должна быть легкой, это неинтересно.

— Может быть наоборот, сделать его нерешительным? — возразил Саммю. — Истериком или неврастеником?

— Хорошо, истериком или неврастеником, — врач добавил несколько тюбиков в боковые пазы лотка. — Рекуррентная нейросеть учится на основе полученного опыта и отклика. Проще показать, чем рассказать.

В наступившую минуту тишины он свел обратно белые нагрудные крылья и прихлопнул их рукой совершенно по-дружески, словно предлагая андроиду слово. Саммю непроизвольно отступил назад, тогда как Бык напротив, подался вперед и заглянул в прорези маски ромульянина. Ему на какую-то долю секунды показалось, что в щели что-то блеснуло, хотя вероятнее всего, так отразился свет: голова андроида пришла в движение. Тот поднял ее, повернул, опустил, снова поднял, движения ускорялись и были несколько хаотичными. А потом его тело дернулось в захватах держателя.

Бык поспешно ретировался к Саммю, тогда как врач продолжал рассматривать ромульянина со всех сторон. Тот продолжал долбиться в своих захватах, усиливая рывки и удары, и почти выпал из них, когда они разжались. Сделала это рука человека или сам андроид добился свободы, Бык не понял, они с Саммю подпрыгнули совершенно непроизвольно, ромульянин выпрямился на месте, сверля их своими прорезями.

— Вы боитесь его движений, и он пытается оценить вашу реакцию, — пояснил врач. — Попробуйте сейчас не двигаться. Прыгай на месте.

Последнее адресовалось андроиду. Ромульянин подпрыгнул, и продолжил прыгать, потому что отменяющей команды не было. Звук при этом раздавался ухающий и тяжелый, зрители молчали, и через несколько минут прыжки стали одинаковыми и невысокими, монотонно исполняемыми.

— Нет реакции — нет смысла выкладываться, — прокомментировал врач, и снова повернулся к андроиду. — Видишь дверь? Пробей ее кулаком.