Маракотова бездна

Но нам не было суждено умереть. Хоть мне и казалось, что колпаки наши не пропускают звуков, однако на самом деле некоторые воздушные колебания легко проникали сквозь них или же своим воздействием создавали аналогичные колебания внутри. Мы услышали громкое биение, гулкий звон, как будто вдалеке били в гонг. Я не понимал значения этих звуков, но у моей спутницы не было сомнений. Держа мою руку, она поднялась из-за нашего укрытия и, внимательно прислушавшись, приникла ко дну, а затем стала двигаться против течения. То было бегство от смерти, потому что ужасная тяжесть в груди становилась всё невыносимее. Я видел, как милые глаза Моны с тревогой вглядывались в моё лицо, и с трудом брёл вслед за нею. Судя по её движениям, запас кислорода у неё был израсходован меньше, нежели у меня. Я держался, сколько позволяла природа, а затем перед глазами у меня всё поплыло, я выбросил вперёд руки и упал без чувств.

Очнувшись, я увидел, что лежу на своей кровати во дворце атлантов. Старик-жрец в жёлтых одеждах стоял у изголовья, держа в руке сосуд с тонизирующим снадобьем. Маракот и Сканлэн склонились надо мной, а Мона на коленях стояла в изножье кровати, и в чертах её лица читалось крайнее беспокойство. По-видимому, храбрая девушка поспешила к убежищу, около входа в которое во время торнадо били в огромный гонг, чтобы заблудившиеся могли сориентироваться. Она кинулась за помощью и привела ко мне спасательную команду, к которой присоединились и оба моих товарища; они-то и отнесли меня домой. Что бы я ни делал в своей жизни, я вечно буду благодарен Моне, потому что саму эту жизнь подарила мне она.

Теперь, когда Мона чудесным образом последовала за мной в надводный мир людей под солнцем, я часто размышляю о нас и нашей любви. Я так любил Мону, что искренне желал остаться в морских глубинах навсегда, лишь бы не потерять любимую. Ещё долго я не мог понять, какие такие сокровенные узы соединяют нас, но я видел, что и Мона чувствует их. Манд, её отец, объяснил мне природу этой связи. Его объяснение было и неожиданным, и убедительным.

Он смотрел на нашу любовь со снисходительной улыбкой человека, предвидение которого оправдывается. И вот как-то раз он привёл нас к себе и установил в комнате серебряный экран, на какой атланты проецируют свои мысли и знания. Никогда, пока жив, я не забуду того, что он нам показал. Сидя рядом и взявшись за руки, мы заворожённо следили за картинами, рождёнными присущей атлантам памятью о прошлом их расы.

Мы видели скалистый полуостров, омываемый прекрасным синим океаном. Возможно, я не упоминал прежде, что в этом мысленном кинематографе, если можно его так назвать, воспроизводятся не только формы предметов, но и их цвет. На мысу стоял большой белый дом причудливой формы с красной крышей. Его окружала пальмовая роща, где, вероятно, расположился военный лагерь, потому что мы различали белое полотно палаток, видели блеск оружия. Стражники несли вахту. Вот из рощи вышел человек средних лет, одетый в боевые доспехи и с лёгким круглым щитом на руке. В другой руке он что-то нёс, но был ли то меч или копьё – я не мог разглядеть. Вот он повернулся, и я понял, что он принадлежал к той же расе, что и атланты. Его можно было назвать близнецом Манда, но черты лица его были несравненно грубее и резче, – несомненно, это был жестокий человек, но жестокий не от невежества, а в силу своего характера. Жестокость и ум – опаснейшее сочетание! Высокий лоб, сардоническое выражение обрамлённого бородой рта и знакомые нам жесты могли принадлежать только Манду, но душой он с той поры сильно изменился к лучшему.

Когда человек приблизился к дому, ему навстречу вышла молодая женщина. Она была в характерном для древних греков длинном облегающем одеянии – в простейшем и вместе с тем благороднейшем наряде, какое когда-либо носила женщина. Подходя к мужчине, она держала себя с покорностью и уважением, как подобает дочери вести себя в присутствии отца. Он, однако, грубо оттолкнул её и занёс руку словно для удара. Когда она отпрянула, солнечный свет упал на её прелестное лицо с полными слёз глазами, и я увидел, что это была моя Мона.

Серебряный экран померк, и через мгновение на нём появилась другая сцена. Перед нами была скалистая бухта того же полуострова. На переднем плане мы видели лодку необычной формы с высокими заострёнными концами. Была ночь, но луна ярко освещала воду. В небе Атлантиды мерцали знакомые звёзды. Медленно и осторожно лодка стала причаливать. В ней находилось два гребца, на носу стоял человек, закутавшийся в тёмный плащ. Когда лодка подплыла к берегу, он нетерпеливо огляделся по сторонам. В ярком свете луны я увидел его бледное и серьёзное лицо. Не нужно было судорожного рукопожатия Моны или восклицания Манда, чтобы объяснить внутренний трепет, который охватил меня. Этим человеком был я!