– Наверное, дело в том, что вы находились на уровне материи, а я какое-то время пребывал на уровне духа, – задумчиво проговорил доктор. – Общение с миром просветлённых духов всегда учит смирению, и ты осознаёшь, как недалеко ушло человечество в своём развитии, как в действительности ничтожно наше земное существование. Я сделал свои выводы, и моя жизнь послужит тому доказательством.
Так закончилась эта история. В скором времени у нас возникла идея послать весть о себе на поверхность, а затем с помощью стеклянных шаров, наполненных левигеном, мы поднялись наверх, о чём я уже писал раньше.
Доктор Маракот подумывает о том, чтобы вернуться к атлантам. Ему нужно кое-что уточнить в вопросах ихтиологии. Сканлэн, я слышал, женился в Филадельфии на своей голубке и был назначен управляющим делами фирмы, так что теперь он не ищет приключений, в то время как я…
Что ж, море уже подарило мне самую драгоценную свою жемчужину, и больше я ни о чём не прошу.
Открытие Рафлза Хоу
Глава первая
Двойная загадка
– Ну конечно он не придёт! – с досадой в голосе проговорила Лаура Макинтайр.
– Почему же?
– Да посмотри, какая погода! Просто ужас!
Она не успела договорить, как снежный вихрь с глухим шумом ударил в уютное, завешенное красной шторой окно; протяжно завыл, засвистел ветер в ветвях огромных заснеженных вязов, росших вдоль всей садовой ограды.
Роберт Макинтайр отложил эскиз, над которым работал, и, взяв в руки лампу, стал вглядываться в темноту за окном. Длинные и словно мёртвые сучья безлистных деревьев качались и дрожали, еле видимые за снежной бурей.
Сидя с вышиваньем у камина, сестра взглянула на профиль Роберта, силуэтом выступавший на фоне яркого света. Красивое лицо – молодое, свежее, с правильными чертами, волнистые каштановые волосы зачёсаны назад и падают завитками на плечи – таким обычно и представляешь себе художника. Во всём его облике чувствуется утончённость: глаза с еле заметными морщинками в уголках, элегантное пенсне в золотой оправе, чёрная бархатная куртка, на рукав которой так мягко лёг свет лампы. Только в разрезе рта что-то грубоватое, намёк на какую-то слабость характера – нечто такое, что, по мнению некоторых, и в том числе сестры Роберта, портило прелесть и изящество его лица. Впрочем, об этом не раз говорил и сам Роберт, – как подумаешь, что каждый смертный наследует все нравственные и телесные пороки бесчисленных прошлых поколений, то, право, счастлив тот, кого природа не заставила расплачиваться за грехи предков.
Неумолимый кредитор этот, надо сказать, не пощадил и Лауры, но верхняя часть лица у неё отличалась такой совершенной красотой, что недостатки в остальных чертах замечались не сразу. Волосы у неё были темнее, чем у брата, её густые локоны казались совершенно чёрными, пока по ним не скользнул свет лампы. Изящное, немного капризное лицо, тонко очерченные брови, умные, насмешливые глаза – в отдельности всё было безупречно, и тем не менее всякий, взглянув на Лауру, смутно ощущал в её внешности какое-то нарушение гармонии – то ли в чертах лица, то ли в его выражении. Всматриваясь внимательнее, можно было заметить, что нижняя губка у неё слегка оттопырена и уголки рта опущены – недостаток сам по себе незначительный, но из-за него лицо, которое могло быть прекрасным, казалось всего лишь миловидным. Сейчас на нём были написаны недовольство и досада. Лаура сидела, откинувшись в кресле, бросив на колени суровое полотно и мотки разноцветного шёлка и заложив за голову руки – белоснежные, с мягкими розовыми локотками.
– Он не придёт, я уверена, – повторила она.
– Ну что за вздор, Лаура! Разумеется, придёт. Чтобы моряк испугался ненастья!
– Ш-ш-ш… – Лаура подняла палец, на губах у неё заиграла торжествующая улыбка, которая, однако, тут же уступила место прежнему выражению разочарования. – Это всего-навсего папа, – пробормотала она.