Маракотова бездна

– Понимаю. Мы перенесём его в комнату с пробковыми стенами, там он не причинит вреда ни себе, ни другим. Знаете, я просто сам не свой. Но теперь мне лучше. Возьмём его под руки – вы справа, я слева.

Наполовину ведя, наполовину волоча старика, они кое-как увели его из лаборатории и поместили на ночь в надёжном месте. В пять часов утра Роберт отправился в двуколке за врачом, а Рафлз Хоу всё шагал по своим царственным покоям. На лице его застыла озабоченность, сердце сжималось тоской.

Глава четырнадцатая Зло растёт

Лаура, очевидно, не была поражена горем оттого, что отца неожиданно увезли из дому. Ей ничего не сказали о том, при каких обстоятельствах это произошло, просто Роберт за завтраком сообщил сестре, что счёл благоразумным послушаться совета врачей и поместил отца на некоторое время в больницу, где он будет под постоянным наблюдением. Она и сама не раз говорила, что странности отца усиливаются, поэтому новость эта не показалась ей слишком неожиданной, во всяком случае не помешала ей с аппетитом пить кофе и есть яичницу и при этом оживлённо болтать о предстоящей свадьбе.

Но на Рафлза Хоу случай этот подействовал совсем иначе. Он был потрясён до глубины души. Он всегда опасался, как бы его деньги не стали косвенной причиной чьей-нибудь гибели, а тут, прямо у него на глазах, они довели человека до преступления и безумия. Напрасно пытался он успокоиться, убеждая себя, что безумие Макинтайра вызвано иными, давнишними причинами, а он, Рафлз Хоу, и его богатство тут ни при чём. Он старался вспомнить, каким он впервые увидел старика: ворчлив, неумён, но явной порочности в нём заметно не было. Но с каждой неделей он менялся. Начались жадные взгляды исподтишка, намёки, недомолвки, и наконец вчера он открыто попросил денег. Совершенно очевидно, что всё это – звенья одной цепи, ведущие к роковой встрече в лаборатории. Он мечтал, что золото его принесёт людям благо, а оно породило зло и преступление.

Рано утром к Рафлзу зашёл мистер Сперлинг, викарий: до него уже дошли дурные вести. Хоу приятно было поговорить с викарием – свежий, бодрый старик казался прямой противоположностью самому Хоу.

– Ах, ах! – огорчался викарий. – Какое несчастье, поистине несчастье! Помрачение рассудка, вы говорите, и нет надежды, что поправится? Боже мой, боже мой… Да я и сам замечал в нём перемену за эти последние недели. Будто он что-то затаил. А как Роберт Макинтайр?

– С ним всё благополучно. Он был у меня утром, когда с отцом случился припадок.

– Да, наш Роберт тоже изменился. Он уже не тот, что прежде. Вы меня простите, мистер Хоу, если я позволю себе подать вам совет. И не как духовный пастырь, а как человек, который по возрасту годится вам в отцы. Вы очень состоятельны, и вы благородно распоряжаетесь вашим богатством. Да, сэр, благородно. Не думаю, чтобы из тысячи нашёлся один, кто так поступил бы на вашем месте. Но не кажется ли вам иногда, что деньги ваши оказывают на окружающих дурное влияние?

– Порой я боюсь, что да.

– Оставим старого Макинтайра. Его как пример уж брать не будем. Но Роберт! Прежде он с жаром отдавался своему делу, он так любил своё искусство. Бывало, когда ни встретишь его, он тотчас заговорит о новых замыслах, о том, как подвигается последняя картина. В нём чувствовалось хорошее честолюбие, энергия, независимость. Теперь он ничего не делает. Я знаю наверное, что вот уже два месяца, как он не брал кисти в руки. Трудолюбивый художник стал лентяем и, ещё того хуже, прихлебателем. Простите, что я говорю это вам так прямо.

Рафлз Хоу промолчал, только в отчаянии стиснул руки.

– То же и кое-кто из наших деревенских жителей, – продолжал мистер Сперлинг. – Боюсь, вы помогали слишком щедро, без разбору. И люди опустились, утратили чувство собственного достоинства. Вот, например, старик Блэкстон. У него на днях ветром сорвало крышу с сарая. Он всегда был человеком толковым, энергичным. Случись это три месяца назад, он взял бы лестницу и за два дня починил бы крышу. А теперь он сидит, бездельничает да строчит вам письма, потому что знает: стоит вам только услыхать о его беде и вы поможете. А старик Элвари? Правда, он всегда был бедняком, но всё-таки трудился, сохранял достоинство. Теперь он палец о палец не ударит, только знай курит да сплетничает с утра до вечера. И что хуже всего, ваша щедрость вредит не только тем, кому вы помогли: она сбивает с пути и тех, кто от вас ничего не получил. Они чувствуют себя несправедливо обиженными, обойдёнными, как будто другие получили то, на что и они имеют такое же право. Дело уж дошло до того, что я счёл долгом обратиться к вам. Для меня самого это урок. Я часто порицал своих прихожан за скупость, и мне как-то странно упрекать того, кто излишне щедр. Это благородный промах.

– Крайне признателен вам за то, что вы всё это мне рассказали, – ответил Рафлз Хоу, пожимая руку викарию. – Впредь я буду осторожнее.