Марамзин

— Да тебе-то нечего уже беречь, — сказала Нина строго. — Утащили.

— Я сама отдала. Ни за так, — сказала Лю­баша громче, чем надо, и вышла на кухню.

Остальные затихли.

— Да, — сказала вдруг Нина серьезно. — Видно, надо разок тебе съездить на проспект. У меня если б были, я сразу тебе отдала, хоть де­сятку. А и у меня теперь долго не будет.

— Это надо выбиться разок из долгов, а по­том оно само пойдет, — согласилась и Катя.

— Вот Маруся Лопухова. Знаешь ты Марусю Лопухову?

— Нет, — ответила Дуся.

— Да как же, да ты знаешь Марусю, у нас в цеху, такая еще... ну, ты знаешь.

Нина кругло почертила в воздухе двумя ру­ками, разводя их все дальше.

— А, — сказала Дуся. — Ну, знаю.

— Вот она ходила однажды. Враз всё попра­вила и еще на пальто начала набирать. Год уже набирает, скоро, видимо, купит. Но она, правда, видная из себя, не как ты.

— А тебе не страшно? — спросила Катя с ин­тересом.

— Нет, не страшно, — отвечала Дуся. — А мне ничего, я же только на раз. Ничего не поде­лаешь, если это так надо.

— Да, — сказала Катя. — Ничего тебе не сделать. Заработать бы сразу — так где зарабо­тать.

— Нет, и не заработать теперь сразу много, — подтвердила со знанием Нина. — Нет, не зарабо­тать. Все шабашки сейчас поприкрыли или плотют мало.

И Дуся поехала на главный проспект.

Глава вторая

СТЫДНО

Целый день Иван Петрович не думал о жен­щинах.

К вечеру все же он больше не смог и подумал.

Сначала он вспомнил про вчерашнюю девуш­ку, но тут же его захлестнула обида.

Конечно, девушка ждет, что он ей позвонит. Она считает, что он теперь должен ей уже по­звонить. У нее уже прочно живет убеждение, буд­то она поступила с ним жертвенно, необычно. Чем же, чем она пожертвовала для Ивана Петровича? Что она может вообще ему отдать? Одну-единственную женщину, что в ней содержится и не боль­ше, а это очень мало, — но сколько при этом на это настроено, сколько обидной зависимости дол­жен он ощутить у нее на глазах, как должен он уступать, даже если не хочется ему уступать, как нападать — если даже в жизни не любил нападать.

— Нет, — сказал себе Иван Петрович, испу­гавшись. — Я не буду сегодня звонить этой девуш­ке. Я не буду сегодня звонить никому.

«Женщины? — подумал Иван Петрович, ста­раясь вызвать в себе равнодушие. — Не нужно, достаточно, я уже знаю вперед все, что будет.»

«То есть не нужно куда-то их звать, уводить, уговаривать на что-то, обнимать их руками, -— тут же поправился он, чтобы быть все же честным. — Я и так всех, меня окружающих женщин, всех проходящих, всех встречных, живущих со мной почему-либо рядом — имею немедленно в сердце своем!»

Думая так, он точил свою острую обиду на женщин, хорошо отточил, а потом собрался, спу­стился по лестнице, вышел из дома, прошелся у выхода взад и вперед, повернул в переулок, ми­новал переулок, вышел на большую улицу, потом на проспект, ухватил себя пальцами за края ру­кавов и неспешно двинулся блудить кругом гла­зами.

Со всех сторон на проспект съезжались люди. Они торопились, бежали, давились в трамвае, вскакивали на автобус, пересаживались, а потом доезжали наконец до проспекта, сразу же затиха­ли, расправлялись и пускались в прогулку: руки вдоль тела, нога за ногой, не спеша.

«Какое у меня наслаждение все-таки от про­стых моих глаз! — удивился Иван Петрович и да­же потрогал глаза свои пальцем. Они выпирали под веками и немного дрожали, торопились рас­крыться, только снимется палец. <— Как они цепко хватаются за всё по пути! Больше всего мне, ко­нечно, нравятся люди: как они ходят, как выгля­дят и одеты. А среди них все же мне интереснее женщины.»

Вот совсем молодые — едва только грудь. Как они вышагивают, шествуют строем, легко кидая ногами подолы от платьев!

Стоит у магазина спокойная, зрелая женщина, не защитив свои колени платьем, не нуждаясь, а он у ней в горсти, склонившись, пишет адрес.

Парни втроем уговаривают на что-то рыжую девушку, а рядом, немного в стороне, отойдя, стоят двё других, уже бесповоротно уговоренные, и спо­койно ожидают, не вмешиваясь.

Очень высокая идет по городу вечером совер­шенно одна и ничего не боится. Кто же к ней при­станет? Не каждый. Не найдется такого, чтоб мог к ней пристать и хотя бы достигнуть плеча.

Иван Петрович смотрел, открыв рот. Как ее обнять, думал он. Как обнимают таких громадных женщин?

Патефон, поставленный не на свою, не под пластинку, слишком быструю скорость, орал в окне верещливым бесполым голосом.

Даже едучи в трамвае, Иван Петрович всегда найдет среди женщин такое лицо, которое может ему соответствовать, то есть с которым внутри у него могла бы установиться связь, и прислонится к этому лицу глазами, ничего не желая в ответ от него. «Почему бы это?» — думал он иногда.

Вдруг Иван Петрович встал на месте. Мимо него выступала красивая девушка в брючках. Он так и вцепился в нее глазами.