Марат. Любить вопреки

Спасибо всем, кто идет со мной дальше по этой истории!

Глава 20. Живой

Глава 20. Живой

Марат

Прихожу в себя, лежа мордой в снегу. Холодно, пиздец просто! Тело заледенело, болит так, что вдохнуть получается с трудом. По белому полотну расползлись уже успевшие потемнеть пятна крови. Явно моей. Снег глубокий. В мой ушибленный мозг закрадывается подозрение, что я где-то за городом.

Переворачиваюсь на спину. Застонав, щурюсь от яркого света. Белое декабрьское солнце почти не греет, и я стараюсь растереть покрасневшие пальцы на руках, чтобы они начали слушаться.

Слева от меня раздается шелест шин. Следом шаги.

— Эй, парень! — зовет мужской голос. — Живой?

Поднимаю руку вверх и тут же роняю обратно.

— Как же тебя так угораздило? — мужик присаживается передо мной на корточки. — Сбили?

— С тестем повздорили, — хриплю в ответ. — Помоги сесть, а, — прошу его.

— Ни хрена себе, у тебя тесть! Сочувствую.

Он обходит меня, подпирает под спину и аккуратно поднимает. Голова кружится, я впиваюсь пальцами в снег, безуспешно надеясь найти опору.

— Скорую сейчас тебе вызову, — мужик продолжает поддерживать меня, пока я ловлю равновесие.

— Не надо. Нормально я. Если не сложно, добрось до города. У меня там девочка беременная. Волнуется.

— Так позвони. Тебе к врачу надо, — настаивает неравнодушный водитель. Первый за хер знает сколько часов, что я провалялся здесь. Ни черта не помню и не понимаю, почему живой. Наверное, как всегда, вывез на упрямстве.

— Это вряд ли, — опираюсь на его руку и медленно встаю. Все тело начинает колоть иголками, оно становится ватным и меня снова штормит. Херня. Прорвемся! — Далеко мы?

— Семьдесят километров почти. Пойдем. У меня там чай в термосе есть, — аккуратно ведет меня к машине.

— Я думал дальше выкинут, — хмыкаю. Горло дерет, будто голодные кошки все расцарапали.

Сажусь в машину. Тепло. Щеки начинают гореть, пальцы на руках и ногах выламывать. Они все еще нихуя не слушаются и раскладной пластиковый стаканчик с горячим крепким чаем не сразу поддается. Я все же его беру, делаю глоток, обжигая язык и саднящее горло. Морщусь, делаю вдох и еще один маленький глоток.

— Спасибо тебе, — хриплю мужику. — Хреново было бы тут на совсем остаться.

Он только рукой на меня машет и везет в город, еще несколько раз предлагая хотя бы заехать в больницу. Я не могу. Мне надо к Авроре. Я помню, как она кричала, а ей совсем нельзя нервничать. Пусть хоть узнает, что я живой.

Руки немного отошли. Ищу по карманам телефон. Разбит, разряжен. Водитель ставит его на зарядку и уже минут через десять покоцанная труба с паутиной по всему экрану включается.

Хороший, однако, аппарат. Стресс-тест прошел на «ура».

Пропущенных нет. Набираю свою мечту сам, а мне в ответ робот сообщает, что она для меня недоступна. Сердце начинает интенсивнее качать кровь по венам. Я окончательно согреваюсь и забываю о том, где у меня что болит. Удивительно, как упыри Стоцкого мне ничего не сломали. А может я просто еще не понял. Не до того сейчас.

— Куда тебе конкретнее? — въехав в город спрашивает мой неожиданный спаситель.

— Да я сам, — пытаюсь сделать вид, что все в норме. Неохота нагружать мужика, он явно командировочный и давно за рулем.

— Адрес скажи, самостоятельный, — улыбается водитель.

У меня нет сил спорить. Называю адрес, даю пару ориентиров и закрываю глаза, отлично понимая, что держусь сейчас на двух составляющих: страхе за Аврору и своего ребенка, и адреналине. Если исключить хоть один из элементов, я просто рухну.

Он тормозит на том самом перекрестке, где мы встречались с моей малышкой. Прощаюсь с ним, вываливаюсь из машины, стараясь не стонать слишком громко. В наглую иду к знакомым воротам. Нездоровая улыбка растягивается до ушей от вытянутых рож охранников.

— Ага, не добили, — понимаю, что не в моем положении нарываться, только выбора нет.

И больше не смотрю на них...

Я не знаю, то ли Аврора меня почувствовала, то ли это совпадение, но совершенно бледная девушка в белом, как снег, кардигане, увидев меня, роняет его с плеч и бежит к воротам.

— Марат! — глазищи огромные, под ними черные тени и плачет опять. Губки пересохшие дрожат. У меня сердце сжимается.

— Пустите меня к нему, — она цепляется пальчиками за форменную куртку одно из охранников. — Отца нет. П-пож-жалуйста, п-пусти-те, — начинает заикаться и захлебываться в истерике.

— Под мою ответственность, — из-за флигеля выходит ее личный водитель. Я готов расцеловать его и только краем сознания становится интересно, почему охрана у ворот кивает и выпускает Ро ко мне.

Она с разбега кидается мне на шею. Не знаю, как не упал. Даже поймал и прижал к себе, кутая в собственную куртку.

— Тише, — глажу ее по спине. — Живой я, живой. Не смей так за меня переживать. Тебе есть, о ком думать. Не будет аборта. Тебе восемнадцать, ты можешь решать. Это мой ребенок. Я тоже могу решать. Люблю тебя, — хриплю ей в волосы, сжимая их дрожащими пальцами. — Всегда, поняла меня. Люблю.

— Он убьёт тебя. Отец убьёт тебя, Марат, — она целует меня везде, где попадает.