Марат. Любить вопреки

Дверь открывается и выходит она. Моя бледная мечта с совершенно затравленным, несчастным взглядом. Глазки покраснели, губы пересохли. Ро похожа на приведение. И мне совсем не нравится то, как это приведение на меня смотрит. Под ребрами начинает колоть от слезинки, сорвавшейся с ресниц, от того, как она пытается проглотить остальные, как отводит взгляд и смотрит теперь только себе под ноги.

— Мы едем? — поднимается Стоцкий. Ро кивает, проходит вперед, следом охрана, потом ее отец все так же, в телефоне. А за ними я.

Всей делегацией выходим на улицу. Меня отправляют к той машине, на которой привезли сюда. Аврора садится с отцом в другую. Ничего не понимая, смотрю, как они отъезжают первыми.

— Куда мы? — спрашиваю у водителя.

— В ресторан, — холодно отвечает он и больше не говорит со мной.

Уперев затылок в подголовник, прикрываю глаза. Что это был за странный взгляд? Она будто… Прощалась? Нет. Да ну нахер? Это моя температура и события последних суток. Не может этого быть. Просто не может.

Паркуемся. Выхожу из тачки. Авроре помогают. Отца ее не видно, и я сразу же этим пользуюсь. Охрана не тормозит. Обнимаю ее, а она меня в ответ нет. Всхлипывает, шмыгает носом, вдыхает мой запах с куртки и не шевелится.

— Мечта моя, что случилось? Что он сказал тебе? — беру ее лицо в ладони, заставляю смотреть на себя. Она опускает ресницы и уводит взгляд куда угодно, чтобы только не встречаться с моим.

— Здесь холодно, — ее голос звучит совершенно безжизненно. — Поговорим в ресторане.

— Конечно, — целую ее в макушку, беру за руку и веду за собой.

Для нас успели заказать отдельную кабинку. Приветливый хостес провожает, официант приносит меню. Мы заказываем только по чашке чая с лимоном. Сидим друг напротив друга, а хотелось рядом. Через стол тянусь к ее руке. Ро отдергивает свою. Отрицательно качает головой и жует губы, чтобы не плакать, но у нее не получается. Я сегодня столько ее слез увидел. Мне на всю жизнь хватит. Хочу, чтобы улыбалась. Ей нужны положительные эмоции. Нашему малышу нужны.

Оставив куртку на своем диване, все же пересаживаюсь к Авроре. Она вздрагивает и отодвигается.

— Сядь туда, пожалуйста, — просит едва слышно.

— Да что такое?! Ты можешь мне объяснить?! — психую, потому что нервы уже не вывозят все это. И слезы ее как серпом по яйцам. Сделать нихера не могу! Отвратительное чувство. Ненавижу его!

— Не кричи на меня.

— Я не на тебя. Я вообще.

— Марат, — она делает глоток из своей чашки, — спасибо за два чудесных месяца…

— Не смей! — у меня под кожей начинают рваться мышцы и вены. Адски больно. Грудь сдавило от такого начала разговора.

— Не перебивай меня, — снова безжизненно и глухо, будто и не мне. — Было здорово, весело, экстремально. На этом все. Я поняла, что ошиблась. Это был просто каприз, протест, как говорила Эльмира Алишеровна. Мы зашли слишком далеко. Наши миры никогда не пересекутся. Что ты можешь дать моему ребенку? Ты едва сводишь концы с концами. И пьющая бабушка ему тоже совсем ни к чему.

— Твоему ребенку? — хриплю я, старательно игнорируя остальное. — Что ты вообще несешь, Ро?! Это идея твоего отца? Малыш, ты решила подчиниться? Что он пообещал тебе? Он угрожал? — меня кроет. Я подрываюсь с дивана, падаю перед ней на колени, беру за руки, она выворачивается и отодвигается. Не смотрит на меня. Плачет, глядя в свою чашку с чаем.

— Нет, — крутит головой и прячется от меня за волосами. — Ты стал моей ошибкой. Этой своей блажью, временным порывом я перечеркнула свое будущее. Не знаю, смогу ли все исправить теперь. Если ты хоть немного любишь меня. Ты ведь говорил, что любишь. Исчезни. Не приходи. Не преследуй. Забудь обо мне.

— Я не верю тебе, Ро. Не верю, слышишь?! Скажи, что потребовал отец и мы придумаем…

— Мы ничего не будем придумывать, Марат! — бьет ладошкой по столу так, что звенит посуда. — Не будем! — делает глубокий вдох, убирает с лица волосы и наконец смотрит мне в глаза. Ее красивые серее глазки похожи на грозовые тучи. Они наполненные темнотой и влагой. — Я не люблю тебя. Никогда не любила. Просто использовала твои чувства, чтобы насолить родителям.

— Ты носишь моего ребенка! — цежу сквозь зубы, пока даже не пытаясь переварить услышанное. Мне просто адски больно, и я никак не могу поверить в то, что это происходит. В то, что она говорит.

Ро дрожит и продолжает смотреть мне в глаза.

— Только мой, Марат. Это только мой ребенок. Ты не будешь иметь к нему никакого отношения.

— Да это же бред! — поднимаюсь и мечусь по кабинке. — Бред, Ро! Я не верю ни единому твоему слову! Не верю, слышишь? Я видел настоящие чувства в твоих глазах. Слышал их в каждом твоем стоне. Читал в каждой улыбке! Не смей лгать мне! Не смей все рушить! Ты не имеешь права лишать меня себя и забирать нашего ребенка! — подхожу к ней, наклоняюсь, сдавливаю пальцами щеки. — Ты не посмеешь! — рычу ей в лицо.

— Убери руки. Ты делаешь мне больно, — требует Ро.