Марат. Любить вопреки

Трясу головой. Отпускаю ее. На светлой коже остались красные следы от моих пальцев. Меня колотит всего. Кожу покалывает. Перед глазами плывет, а в груди горит. Хочется отметелить что-нибудь прямо сейчас, только легче не станет. Никогда не станет…

— Прости, что так вышло, — она едва касается прохладными пальцами моей руки и у меня в голове лопается огненный шар. — Надеюсь, ты будешь счастлив. Прощай, Марат.

Моя мечта поднимается, обходит меня и исчезает, оставляя меня в наполненной ее запахом кабинке. Без сил вновь опускаюсь на колени, хватаюсь за волосы и скулю, как побитый пес, не в силах вынести происходящее.

Как? Как, блядь, в такое поверить?!! Все закончилось? Это реально конец?! Она решила забрать у меня все? Мое сердце, мою душу, моего ребенка?! Серьезно? Девочка, которая еще час назад прижималась ко мне как перепуганный котенок, разорвала меня на куски за считанные минуты.

— Ссука!!! — ору на всю кабинку и толкаю ладонями тяжелый деревянный стол.

Поднимаюсь, пинаю его ногами. Чашки с чаем переворачиваются. Все течет на пол. В кабинку врываются два охранника, и я срываюсь на них. Ничего не видя перед собой, кидаюсь в драку. Меня скручивают и выкидывают на улицу в ближайший сугроб. А машины Стоцких уже нет. Уехали. Увезли с собой все самое дорогое, что появилось в моей жизни после смерти отца и сестры.

Меня ломает и встать я даже не пытаюсь. Свернувшись в клубок, лежу в снегу, надеясь тихо сдохнуть. Люди ведь не живут без сердца. Мое вырвали с мясом.

Закрываю глаза, считая последние отголоски его ударов.

Раз, два, три… десять…

Становится совсем холодно, тихо и очень темно. Наверное, именно так выглядит смерть. Значит я скоро увижу отца и малую. Если заслужил, конечно, место рядом с ними.

Глава 23. Неожиданная находка

Глава 23. Неожиданная находка

Аврора

— Аврора, тебе надо есть! — настаивает мать.

Да, я знаю. И есть, и пить, а еще двигаться, ходить к врачу, ездить в новый университет, так как от заочного я пока отказалась, и посещать психолога.

Никто даже не думал давать

мне передышку после расставания с Маратом. Мия откуда-то узнала, что он вторую неделю лежит в больнице с воспалением легких и пролежит там еще как минимум столько же. Совсем один. У меня есть она. Подруга, которая практически поселилась у нас, в страхе, что я сорвусь и что-нибудь с собой сделаю.

Первые трое суток боль была настолько сильной, что я и сама думала — не справлюсь. Ребёнок внутри меня, часть Марата, часть нашей с ним любви стал якорем, удерживающим меня в этом мире. В мире, где у меня есть все и ничего нет. Пустота поселилась в центре груди и высасывает их меня жизнь. Я ковыряюсь в тарелке, кладу в рот кусок белого куриного мяса, запечённого с травами специального для меня, и мозг помнит, что это очень вкусно, но вкуса я не чувствую, будто ваты в рот набила. Стараюсь быстрее прожевать и проглотить вместе с очередным комом слез, которые здесь никто не понимает и не принимает кроме той же Мии.

— Погуляем? — предлагает подруга.

Наверное, мы погуляем. Да. Это ведь нормально, ходить по улице, дышать свежим воздухом. Для ребенка, опять же, полезно. И я киваю, отложив вилку. Даже половины не съела. Не могу. Меня тошнит и это не токсикоз. Это тоска не помещается внутри меня и требует выхода.

Мия гладит по спине, помогает встать, берет под руку и ведет в сторону лестницы все время придерживая, потому что сама я не могу. Спотыкаюсь все время, да и не вижу ничего перед собой. Глаза опять застилают слезы.

Нельзя о нем думать. Но я уже опять нарисовала себе его в палате под капельницей. Вспомнила все, что наговорила в ресторане. Ту боль, что взрывалась атомными снарядами в его глазах. Марат до последнего не верил, что это правда конец. Я тоже не верю. Я вижу его во сне. Ощущаю на губах его поцелуи с привкусом сигарет. Чувствую его горячие ладони на своей коже.

Заходим с Мией в спальню, я разворачиваюсь, обнимаю подругу и рыдаю уже в голос. Тут можно. Никто не будет упрекать и читать нотаций.

— Рори, — Мия обнимает в ответ, поглаживает по спине, и сама едва не плачет. — Зря я тебе сказала.

— Н-нет, — кручу головой. — Н-не з-зря.

Истерика забирает у меня все: дыхание, равновесие. Ноги становятся шарнирными. Он бы поднял сейчас на руки, уложил в кровать, лег рядом и шептал всякие успокоительные глупости. Мар не любит, когда я плачу. Он всегда теряется и злится на себя.

— М-мне так п-плохо без него, — выдавливаю из себя. — Т-так б-больно, — губы дрожат, слова даются с огромным трудом.

— Вижу, — всхлипывает подруга. — Ты сильная, слышишь? Я недавно поняла, что мы дружим, кажется, всю жизнь, а я тебя совсем не знала.

— Я не хочу быть сильной! — колени подгибаются, и я оседаю на пол.

Мия не может меня удержать. Она садится вместе со мной. Ладонями стирает бесконечный поток слез с моего лица, убирает за ухо мокрые пряди волос, а я реву еще громче, потому что этот жест опять напоминает его.

— Не хочу без него…. Не могу…