Марево

— Какже! Вотъ веселье-то пойдетъ! Совсмъ жизнь перемнится? Богатйшій, вдь, аристократъ; балы станетъ давать, пикники, катанья…

— А я слышалъ, Бронскій гордецъ; до сихъ поръ носу ни къ кому не показываетъ, перебилъ Ишимовъ.

— Бронскій? Владиславъ? спросилъ Русановъ. — А я и не звалъ, что у него и въ этихъ краяхъ имнье; мы вмст кончили курсъ въ университет…

— А вы надолго въ ваши палестины?

— Не знаю, право; дядя уговариваетъ остаться съ нимъ… А кстати, Анна Михайловна: онъ поручилъ мн попросить у васъ розановъ для варенья…

— Да кто жь у него варитъ? Неужто самъ? Это вдь надо умючи…

— Вонъ непосда-то идетъ! объявила Юленька.

Изъ саду шла высокая, стройная двушка въ черномъ плать и мускетерк, бравурно надвинутой на задумчивое, немного блдное лицо. Черные глаза смло глядли изъ-подъ рзко очерченныхъ бровей, черные волосы густыми локонами разсыпались по плечамъ. Рядомъ съ ней громадный черный водолазъ, величаво выступая, несъ во рту корзинку съ цвтами….

— Вотъ онъ, Аня! Наконецъ-то нашла! крикнула она, обращаясь къ Авениру и показывая ему какой-то цвтокъ; но вдругъ словно осклась, сухо поклонилась собесдникамъ и прошла въ комнату.

— Кладъ нашла, усмхнулась Анна Михайловна, — только и дда. Словно принцесса какая, и словечка не кинула!

Собесдники продолжали заниматься чаемъ, только Русановъ началъ выказывать признаки безпокойства, повертывался на стул, поправлялъ воротнички, безъ всякой надобности глядлъ въ сторону, и наконецъ всталъ.

— Я тутъ… привезъ книги Инн Николавн, проговорилъ онъ торопливо и, не докончивъ, отворилъ дверь въ домъ. Онъ проворно прошелъ залу съ круглымъ столомъ, фортепіано и плетеными стульями, гостиную съ мягкою мебелью, картинами, кивотомъ до потолка, полнымъ образомъ, и остановился у боковой двери.

— Можно войдти?

— Это что за китайскія церемоніи? отвтили извнутри.

Русановъ вступилъ въ маленькую комнатку, рзко отличавшуюся отъ прочихъ. Обоевъ не было; надъ желзною кроватью висли портреты Жоржа Санда и Женни д'Эрикуръ; надъ ними старинная сабля, отдланная золотомъ и каменьями. Письменный столъ, комодъ, на которомъ стояли книги, два стула и стнные часы составляли все убранство.

— Ну, здравствуйте, сказала Инна, надвая голубую туфлю вмсто промоченныхъ насквозь ботинокъ. — Какъ въ васъ столичныя-то замашки вълись!

— Разв и пуритане сердятся, шутливо спросилъ Русановъ.

— Еще бы! Ужь если докладывать, такъ впередъ извольте такъ: sa majest'e la reine des fleurs veut-elle recevoir son humble serviteur? Въ городъ здили? Въ библіотек были? Рег'o привезли?

— И Рег'o привезъ, и, кром того, два новые романа…

— Ну, вотъ это напрасно! Я не стану читать…

— Отчего?

— Да я никогда ихъ не читаю; зачмъ? Смотрите по сторонамъ, вотъ вамъ и романы!

— И никакихъ?

— Диккенса кое-какъ осиливаю на сонъ грядущій… Да вы, кажется, сибаритничать тутъ располагаетесь? спросила она, замтивъ, что Русановъ, закуривъ папироску, съ наслажденіемъ потянулся на стул.

— А что?

— А что? Хорошъ! Вопервыхъ, я буду переодваться; пожалуй оставайтесь, если вамъ это занятно… Вовторыхъ, что скажетъ княгиня Анна Михайловна? Ну положимъ и это вздоръ. Втретьихъ, втретьихъ… Неужели надо сказать правду?…

— Валяйте!

— Вдь вы у насъ вовсе не такое рдкое явленіе, чтобы занять меня больше Рег'o. Я его ждала цлый мсяцъ…

— Покоряюсь, сказалъ Русановъ, смясь и отвшивая ей поклонъ…

Онъ пошелъ въ заду. Тамъ Юленька пла съ аккомпаниментомъ Вартовской рояли, а Ишимовъ, облокотясь на инструментъ, такъ и пожиралъ ее взглядомъ. Она закидывала головку, и еще громче выводила: "когда бъ онъ зналъ, что горькою тоскою" "Отравлена младая жизнь моя!" А тутъ же Авениръ молодъ кофе на ручной машин, нисколько не женируясь пніемъ сестры.

— Вотъ оцните, сказалъ онъ Русанову, а тотчасъ же прибавилъ: — пятьдесятъ рублей далъ.

— Помилуйте, за мельницу-то?

— Да вы посмотрите, James, Manchester настоящій! она муку мелетъ…

И Авениръ принялся высчитывать, сколько она мелетъ и сколько мелетъ втрякъ, что стоитъ ремонтъ его и во сколько обойдутся рабочіе чтобы вертть рукоятку: вышло почти вдвое дешевле.

Озадаченный потокомъ политической экономіи, Русановъ не нашелся возразить.

"Когда бъ онъ зналъ, какъ пламенно, какъ нжно", выводила Юленька.

Кончили тмъ, что четверо услись въ ералашъ по пятачку сотня, а политико-экономъ принялся читать Биржевыя Вдомости, посмиваясь надъ ренонсами Русанова. Анна Михайловна спорила и горячилась, когда ей случалось длать ошибку; Ишимовъ отпускалъ доморощенные каламбуры насчетъ керовыхъ и пиковыхъ дамъ.