Марфа окаянная

Никита собрал все свои пожитки ещё утром, однако внезапная буря задержала отъезд. Настя уговорила его остаться ещё на одну ночь, куда ж в темень одному ехать? Он согласился и в душе был даже рад задержке. Будущее представлялось смутно, никто и нигде не ждал его, начинать жизнь заново было страшновато. Захар пытался ещё раз уговорить его вместе ехать на Москву. Никита ещё раз отказался: «В Тверь, во Владимир, да хоть во Псков, может, и поехал бы. А на Москву — нет уж, уволь. Сердце озлоблено, не знаю, оттает ли...»

Захар был утром. Обещался к вечеру ещё зайти, да что-то нет его до сих пор.

   — Про деревеньку-то боярыне не напоминал? — спросила Настя. У неё весь день всё из рук валилось, бралась за одно дело, начинала второе, забывала про третье. Пирог с визигой сожгла, не продохнуть было в поварне от дыма. Пришлось перепекать заново. Сейчас она стояла с опущенными руками, избегая смотреть Никите в глаза.

   — Да присядь ты наконец, передохни, не двужильная, чай, — сказал он. — В ногах правды нет. Про деревеньку-то? Нет, не напоминал. До деревеньки ли ей теперь, сама едва к Богу не отходит. Язык не повернётся напоминать. Вот если б Дмитрия Исаковича уберёг, тогда, может, сказал бы, атак... — Он вздохнул. — С другой стороны поглядеть, так и к лучшему, может. Волости заонежские великий князь себе отписыват. Обустроишься на новой земле-то, а её у тебя и отберут. Да и непривычен я над людьми стоять, сам с собой, бывает, не совладаешь, куда уж с другими. Одному сподручней будет мне.

   — Наезжать-то будешь в Новгород? — тихо спросила Настя.

   — Жизнь покажет, — тихо ответил Никита.

   — А с Ваней-то так и не попрощался! — спохватилась Настя. — Нехорошо это.

   — Нехорошо, — согласился Никита. — Боязно мне. Упрашивать начнёт, отговаривать. А ведь мне и не объяснить ему толком, что здесь у меня делается. — Он указал себе на грудь. — Ему не до меня теперь, не сразу и спохватится.

Настя села наконец на лавку, положив руки на колени. Никита посмотрел на неё, кашлянул и решился сказать то, о чём давно думал наедине с собой:

   — Я через год к тебе приеду. Коль сладится всё там у меня, в ноги упаду Марфе Ивановне, чтоб отпустила тебя со мною. Сама-то поедешь?.. — Настя кивнула и вздохнула всей грудью. — Кой-чего скоплено у меня, и сейчас мог бы увезть, да ново место подготовить нать.

   — Боярыня бы только не померла, — вымолвила Настя едва слышно.

   — Что? — переспросил Никита и прислушался, приложив палец к губам. Издали послышались мерные удары Вечевого колокола, который с другими нельзя было спутать.

   — Господи, опять что-то стряслось!.. — перекрестилась Настя. — Что за день такой несчастный!..

Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Акимка.

   — Пожар! — выдохнул он. — Отец за подмогой послал, изба уже занялась!

Никита вскочил и бросился к дверям, едва не сбив появившегося Ваню.

   — И я с вами! — крикнул он.

   — Бежим скорей! — кивнул Акимка.

Все трое побежали вниз по Великой улице к Людиному концу, населённому в основном ремесленниками, преимущественно гончарами, оттого он звался ещё и Гончарным. Улочки здесь были короткие, кривые и узкие, дворы стояли впритирку, огонь с лёгкостью переползал с крыши на крышу. Толкотня, ругань и паника царили вокруг. Отряду дружинников с топорами и баграми было не проехать к горящим домам из-за скопления мечущихся людей и скарба, который каждая семья пыталась спасти, выбрасывая на улицы прямо из окон. Никита с ребятами вынуждены были бежать в обход, теряя время и силы. Воздух стал горячим и мешал дышать, хотя дыма было мало — избы, амбары, сенники, иссушенные за лето, вспыхивали и горели очень быстро, несмотря на недавно пролившийся ливень.

Поспели они к самому уже пепелищу. Захар с перепачканным сажей лицом, на котором в отблесках пламени жутко светились красноватые зрачки, молча наблюдал, как догорает развалившаяся уже изба. Он обессилел, порванная рубаха была грязной и мокрой от пота, нательный крест прилип к плечу. Рядом на узлах с немногими спасёнными вещами сидела его жена и плакала с непрерывным тоненьким подвыванием.

   — А, это ты, — сказал Захар, заметив Никиту. — А я вот, сам видишь, как...

Никита дотронулся до его плеча, пытаясь ободрить:

   — Цел, главное. И жена, и сын. Здоровы, не стары ещё, подымете дом-то. У всех беда ныне.

   — Ты знашь, Никита? — улыбнулся вдруг Захар. — Знать, судьба така. До сего дня сумлевался ещё я, ехать не ехать? А теперя чего ж, теперя выбора нету, нать сниматься — и на Москвы.

Никита не знал, что на это ответить, и промолчал.

   — Да не вой ты! — прикрикнул Захар на жену. — Может, лучшей жисть-то пойдёт.

Пожар ушёл далеко вперёд. Горело сразу в нескольких местах Софийской стороны, и огонь уже подбирался к боярским дворам на Прусской, Чудинцевой и Козмодемьянской улицах. Ваня, встав на поваленный забор, посмотрел в сторону своего терема. Там пожара вроде не наблюдалось. Он с беспокойством вспомнил про Варю, но утешил себя тем, что её изба рядом с рекой и Макарка не допустит огня.

   — Возвращайся к своим, Никита, — сказал Захар. — Не дай Бог, и до вас догорит. За помощь спасибо.