Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма

– Желания человека, – продолжал юродивый в раздумье, – желания человека бесконечны: гражданин хочет быть боярином, боярин ищет княжеского звания, а князь думает о новых почестях – о несметных богатствах. Все приносят в жертву честолюбия, а умрут, все останется. Господь не спросит, сколько они накопили за жизнь свою золота; а спросит, сколько сделали добрых дел. Вельможа и нищий, царь и раб, бедный и богатый – все предстанут пред престол Всемогущего и все равно дадут отчет в делах своих. О! Горе, горе нам, православные! Простите же… простите – молитесь Богу, да смягчит Господь гнев Свой, да вложит в сердце царю доброту и милость! Молитесь и я пойду молиться!..

– Возьми, Яша, вот тебе денежка, – сказала Марфа, подавая ему серебряную копейку. – Спасибо, Марфа, спасибо! Я поберегу ее да куплю свечку и поставлю за упокой души. Простите же, Господь с вами! He забывайте молиться, а я пойду да помолюсь за вас и за всех православных… – Юродивый взял копейку, помолился иконам и, выходя из светлицы, запел: со святыми упокой!..

Глава XI

Беседа двух подруг. – Предчувствия. – Сердечный недуг.

Пред вечером того же дня Марфа Васильевна и Наталья сидели наедине в своем тереме. Дождь крупными каплями стучался в разноцветное узорчатое окно и наводил на сердца подруг какое-то тягостное, грустное раздумье.

Марфа Васильевна первая прервала молчание.

– Милая Наташа, – сказала она, взявши с чувством руку своей названной сестры. – скажи мне свои мысли, зачем скрываешь ты от меня, от своего друга, грустные думы? К чему эта задумчивость? Разве ты несчастлива?.. Тот, которого ты любишь, скоро будет твоим супругом; до сих пор ты, несмотря на ласки моего отца, невзирая на любовь мою, скучала своим одиночеством; теперь уже скоро будешь ты не сиротою; да и кстати ли невесте это грустное лицо?

Наталья зарыдала и бросилась в объятия Марфы.

– Мой добрый друг! – вскричала она. – Ненаглядная сестра моя! У меня весело на душе, но я не могу сродниться с мыслию, что скоро должна буду оставить дом твоего родителя, не могу без слез вспомнить о предстоящей разлуке с тобою… Расскажи же мне теперь, о чем грустишь ты? Имея такого доброго отца, можно ли почитать себя сиротою?

Глаза Марфы наполнились слезами.

– He знаю, – отвечала она, – как рассказать тебе, чтÓ тревожит меня – я и сама не понимаю: сегодня батюшка, возвратившись с Ярославова двора, много толковал мне; но слова его были так темны, так загадочны, что я не могла понять всего. Помню, что он говорил о государе московском, о его намерении вступить в брак, о боярском достоинстве, о счастии быть царицею Руси; наконец он заключил свою беседу известием, что он скоро едет в белокаменную и возьмет меня и тебя с собою… я, право, тут ничего не понимаю; но мне как-то грустно стало после этого разговора, и таинственные предсказания Яши как будто раздаются еще в ушах моих.

Наталья внимательно выслушала слова Марфы и потом, как будто что припомнивши, сказала:

– Теперь я знаю, что говорил твой батюшка: когда царь вступает в супружество, то красавицы со всей Руси привозятся в Москву и он из всех выбирает себе ту, которая более придет ему по сердцу. Вот зачем батюшка твой хочет ехать в белокаменную: он знает, что ты в Новгороде слывешь первою красавицею, и потому надеется, что приглянешься царю, а когда будешь царицею – так уже наверно его пожалуют боярином… Только вот что я не пойму, зачем же мне туда ехать – ведь я уже просватана?.. А! Теперь и это знаю: Василий Степанович верно поспешит с моею свадьбою, и мы поедем все вместе… и Иоанн поедет с нами.

– Ах, дай бог, дай бог, моя добрая сестрица, чтобы государь удостоил тебя этой чести, тогда и я стала бы жить в Москве, ездить во дворец, к кому же – к самой царице… Да! Я уверена, что ты и мужа моего пожалуешь тогда чином… Не правда ли? – Наталья весело порхнула к Марфе и осыпала щеки ее поцелуями.

Марфа печально покачала головою.

– Резвушка! – сказала она, взглянувши сквозь слезы на Наталью. – Как я завидую твоей беззаботности; сейчас облачко печали смежало твои бархатные брови, но внезапно сладкие мечты осенили тебя, подобно солнышку, и ты смеешься от души и щебечешь словно пташечка. Нет, мой друг! Я мало думаю о блестящей будущности: царский венец и почести не пленяют меня. Ты знаешь, что издавна я ношу в груди моей тяжкий недуг, который, может быть, медленно приближает меня к могиле. Помнишь, когда батюшка призывал к себе бывшего в нашем городе знахаря Немечина, он не взялся даже лечить меня и сказал, что яркий румянец, играющий по временам на висках моих, – дурной признак здоровья.

В это время дверь отворилась и вошедшая Пахомовна сказала, обращаясь к Марфе:

– Батюшка требует тебя к себе, боярышня, он в опочивальне!

Подруги расстались.

Часть вторая

Благословите, братцы, старину сказать…
Сахаров

Глава I