Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Осенью на Маргариту посыпались несчастья. Во всей области разразилась чума; сеньор де Марсе, верная опора королевы, внезапно умер, а на Овернь двинулась королевская армия под командованием герцога де Жуайёза. Линьерак, «человек честолюбивый и безумный, которому я вынуждена была довериться», — объяснит Маргарита королю Испании, — задумал ее выдать «за десять тысяч экю, которые ему пообещал король»[431]. Д'Обиак явно представлял собой препятствие для осуществления этого замысла. Чтобы защитить его, равно как чтобы спастись от этой новой опасности, королева решила бежать еще раз[432]. После трудных споров с Линьераком, отдав несколько драгоценных камней, еще остававшихся у нее, она добилась, чтобы он их отпустил. Так что 14 октября она покинула крепость, где прожила год, в сопровождении д'Обиака, его сестры и тех, кто остался ей верен. Вспомнив предложения матери, королева направилась в Ибуа, не зная, что за ней «по пятам следует господин маркиз де Канийак с сорока-пятьюдесятью дворянами, получивший приказ короля схватить ее», — немедленно сообщил Анри де Ноай матери, которая не последовала за королевой в Карла, но осталась к ней привязана[433]. Маргарита заночевала в Мюра, потом в Алланше и наконец, преодолев тысячу препятствий, достигла жилища матери. Через несколько часов к нему подступил маркиз со своими отрядами.

Канийак не испытывал враждебных чувств к королеве Наваррской, которой давно служила его супруга, но он пытался вернуть себе губернаторство Верхней Оверни, которое два года назад вынужден был уступить, согласившись на пост чрезвычайного посла в Константинополе[434]. Вероятно, это Жуайёз отдал маркизу приказ перехватить Маргариту, и тот, рассчитывая оказать услугу, за которую хорошо наградят, осадил замок. «Я […] была ими осаждена, не обладая ни съестными припасами, ни порохом, ни удобствами, — расскажет королева. — Продержавшись два дня без пищи, не надеясь на помощь […] и не имея возможности добыть пороха для своей защиты, я принуждена была сдаться солдатам, рассчитывая только на позорную и жестокую смерть»[435]. В эти часы отчаянной борьбы она и написала драматическое письмо, адресованное гофмейстеру матери: «Господин де Сарлан, поскольку мои ужасные несчастья и жестокосердие тех, кому я никогда не переставала служить, настолько велики, ибо, не довольствуясь оскорблениями, от которых я страдала в течение стольких лет, они решили положить конец моей жизни, я желаю, как минимум, перед своей смертью получить удовлетворение от того, что королева моя мать будет знать — у меня достаточно храбрости, дабы не оказаться в руках моих врагов живой, уверяя Вас, что сделаю это без колебаний. Заверьте же ее, что первой новостью, которую она получит обо мне, станет моя смерть»[436]. Однако до такой крайности дело не дошло, и 21 октября маленький отряд сдался.

«Вы узнали, что захват королевы Наваррской осуществился с блестящим успехом», — ликует Генрих III в письме своему Совету финансов. Он даже собственноручно написал маркизу де Канийаку, отдавая ему первые приказы. Потом он обратился к Виллеруа: «Распорядитесь, чтобы все ее драгоценности отослали мне. Пусть [Канийак] отвезет ее в замок Юссон. […] Пусть с этого часа будут изъяты ее земли и пенсии, […] как ради вознаграждения названного маркиза, так и ради его гвардии. […] Что до ее женщин и мужчин, [пусть] он немедля их прогонит. […] Королева, — добавляет он, — велела мне повесить д'Обиака, и пусть это будет сделано в присутствии этой презренной во дворе замка Юссон»[437]. Назавтра тон короля стал спокойней, но его чувства были столь же яростными: «Лучшее, что Бог может сделать для нее и для нас, — это забрать ее. […] Что касается этого д'Обиака, то, хотя он заслуживает смерти, и перед Богом, и перед людьми, — будет правильным, если несколько судей организуют в отношении него процесс». Екатерина со своей стороны ничего или почти ничего не сказала. Всего одно письмо из ее переписки, датированное началом декабря, содержит намек на арест Маргариты. Тогда она готовилась встретиться в Сен-Брисе с королем Наваррским для переговоров и благодарила Виллеруа за то, что он сообщил ей «о приказе, отданном […] касательно безопасности, питания и службы моей дочери, королевы Наваррской». Но в этом деле она, бесспорно, была на стороне сына. Мало того что она потребовала смерти д'Обиака, но она предложила выделить «пятьдесят или сто швейцарцев» для ее охраны[438]. Настала пора не для кисло-сладких советов, а для наказаний за неповиновение. На сей раз королева-мать была убеждена в виновности дочери.