Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Неопределенность продолжалась еще несколько дней. Королева была «весьма опечалена тем, что ее захватили, — сообщает Ноай, — д'Обиак попал в руки прево, и она еще не знает, какова ее дальнейшая судьба. Ждут вестей от короля; пока что Марион [Маргарита] находится в городке Сент-Аман, под охраной ста аркебузиров»[439]. 13 ноября королеву отвезли в замок Юссон — мрачную средневековую крепость, построенную на холмах Иссуара и считавшуюся неприступной[440]. Сеньора де Галара казнили через несколько дней во дворе замка Эгперс, после недолгого суда.

При французском дворе, как, несомненно, и при многих других европейских дворах, стали еще откровенней, чем прежде, строить предположения. Поскольку непутевая жизнь Маргариты стала всем мешать, теперь было позволительно запросто устранить ее. В декабре 1586 г. на переговорах в Сен-Брисе старая королева, не имея в рукаве другой карты, предложила зятю жениться на ее внучке, принцессе Лотарингской. У этого варианта были, на ее взгляд, три преимущества: он бы снова привязал короля Наваррского к роду Валуа, отсек его от гугенотской партии и выкосил траву под ногами Гизов, теперь все более открыто тянувшихся к французской короне[441]. Тем не менее маловероятно, чтобы Екатерина дошла до предложения умертвить собственную дочь, как станут уверять современники[442]: для подобных крайностей не было нужды, хватило бы безвестного монастыря. Но, очевидно, другие люди, более грубые, не стеснялись предлагать и более радикальные решения[443].

Как Маргарита узнала, что ее судьба волнует двор и что рассматривается выбор между монастырем и могилой? Об этом мы ничего не знаем. Во всяком случае, не приходится сомневаться, что в тот период она и написала матери письмо, где выражала последнюю волю: «Поскольку моя злая судьба ввергла меня в такую беду, что мне даже не посчастливилось, чтобы Вы, сударыня, желали сохранить мне жизнь, — могу ли я, по меньшей мере, надеяться […], что предлог для моего умерщвления [не] нанесет ущерба моему доброму имени». Королева знала, что ее позиции крайне шатки: будь она просто пленницей, ее статус «дочери Франции» мог привлечь к ней симпатии, но уже более трех лет как она испытывала превратности судьбы, а последние восемнадцать месяцев от нее отвернулось общество. Год, проведенный в Карла, окончательно погубил ее честь: кого она найдет, чтобы ее защитили, кто выразит протест, когда ее убьют? Поэтому она прямо приступила к вопросу, который считала главным. Намекая на сплетни, жертвой которых она стала, а именно на обвинение в рождении бастардов, она умоляла Екатерину оставить при ней «какую-нибудь знатную даму, достойную доверия, которая бы при моей жизни могла свидетельствовать о состоянии, в каком я нахожусь, а после моей смерти присутствовала бы при вскрытии моего тела, чтобы, зная об этом последнем обмане, могла бы оповестить всех о несправедливости, учиненной в отношении меня. […] Если я получу от Вас эту милость, сударыня, за это я напишу и подпишу всё, что только вздумают измыслить насчет чего-либо иного», — иными словами, она согласится, чтобы ее отвергли под любым предлогом, какой сочтут нужным. Но Маргарита не только умоляла. Она еще и косвенно угрожала, намекая на лиц, на судьбе которых скажутся интриги Короны: «Моя честь настолько едина с Вашей и с честью всех тех, кому я имею честь приходиться родственницей, что, если я буду опозорена, это неминуемо запятнает и их, прежде всего моих племянниц, каковым бесчестие, которому хотели бы подвергнуть меня, нанесло бы больше вреда, нежели кому-либо другому». Можно ли было ясней сказать, что на репутацию новой королевы Наваррской ляжет такое же неизгладимое пятно, как и на репутацию всех участников заговора? Последняя мольба касалась выплаты жалования ее людям: пусть мать «сжалится над моими бедными служащими, каковые из-за нужды, в которой мне пришлось пребывать много лет, не получали оплаты. […] Я считаю, что мне следует взять это на свою совесть, каковая и побуждает меня, сударыня, обратиться к Вам с этим смиреннейшим прошением, — полагаю, последним, которое Вы получите от меня»[444].

После этого последнего всплеска энергии Маргарита провалилась в свою мрачную тюрьму. Ее отчаяние опять сочеталось с тяжелой болезнью, которую в начале декабря упомянул тосканский посол и о которой Екатерина вспомнит еще в феврале[445]. Возможно, в эти недели, чувствуя себя глубоко несчастной, она и написала длинное стихотворение на смерть д'Обиака: