Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Тот факт, что она наконец покинула Ажен, порадовал королеву-мать и короля, но еще не принес им полного удовлетворения; чтобы ее окончательно нейтрализовать, они предложили ей перебраться в замок Ибуа, владение Екатерины, близ города Иссуара. Королева-мать уже написала одному из своих корреспондентов, что дочь решила провести там часть зимы, и просила его позаботиться о съестных припасах и гигиене[415]. Но Маргарита отказалась: «Я нижайше благодарю Ваше Величество за замок, который Вы соблаговолили мне предложить. Я в нем, благодарение Богу, не нуждаюсь: я живу в очень хорошем месте, каковое принадлежит мне, при мне много придворных, я нахожусь в большом почете и пользуюсь полной безопасностью». А поскольку предложение Екатерины сопровождалось резким требованием к дочери обязательно сохранять нейтралитет, последняя уточняла: «Касательно того, что Вы изволили […] заметить мне, что война — не мое дело, то я, сударыня, предпочла бы воздержаться от нее; я и не предпринимала ничего иного, кроме действий, которые позволили мне не попасть под власть тех, кто желал отнять у меня имущество, жизнь и честь»[416]. Тем самым королева Наваррская обосновала отказ принимать лицемерные предложения родственников и в то же время четко сформулировала свои намерения, связанные с войной: она не собирается ни с кем воевать, но защищаться будет. Екатерина все поняла правильно, немедленно обрушившись в письме к Беллиевру на «дурное поведение своей дочери»[417].

Конечно же, Маргарита преувеличивала, описывая надежное убежище и многочисленный двор, чтобы показать матери, что не нуждается в ее милостях. На самом деле ее двор был очень невелик, доходы больше не поступали, и королева сильно зависела от офицеров, которые окружали ее и пока что ссужали ей деньги. Но от образа «разбойничьего логова», который создал «Сатирический развод» и который сохранила традиция, надо отказаться. Финансовые затруднения вельмож в период гражданской войны принимали хронический характер, и королеве не в первый раз приходилось занимать средства у собственной свиты. С другой стороны, она не оказалась в изоляции. В этой католической местности, где не привыкли видеть известных людей, приезд сестры французского короля вызвал волну любопытства и симпатии; к тому же для местного дворянства, сочувствовавшего Лиге, эта противница Короны была в высшей степени уважаемой союзницей, и ее позиция служила им ценнейшей моральной поддержкой[418]. С начала 1586 г. все старались изъявить ей почтение, посетить ее и принять у себя, и вокруг нее возникали лигерские сети.

Деятельность Маргариты в Карла трудно воссоздать в деталях. Документов, имеющих отношение к этому периоду, немного, а те редкие свидетельства, которые сохранились, написаны либо людьми, находившимися очень далеко, например послами при французском дворе, либо врагами, такими, как памфлетист — автор «Сатирического развода». Поэтому мы обречены в основном на догадки. Прежде всего, это относится к сфере чувств королевы. Стала ли она любовницей д'Обиака в первые недели поселения в Кантале или еще в Ажене? Правду сказать, об этом романе, как и о самом этом дворянине, мы почти ничего не знаем. Жан де Лар де Галар, сеньор д'Обиак, был родственником нескольких семейств старинной оверньской знати и добровольно приехал вместе с Линьераком и другими католическими сеньорами в Ажен, чтобы вступить в войска королевы и служить ей — к ее свите ранее он не принадлежал. Зато его сестра, м-ль де Бирак, с 1584 г. входила в состав дома королевы. Его внешность (люди, несомненно, никогда его не видевшие) описывают по-разному: автор «Сатирического развода» живописует его как «тщедушного рыжего дворянчика, более крапчатого, чем форель», — но в этом памфлете все любовники, приписываемые королеве, выглядят карикатурно. Тосканский посол пишет, что он был очень красив[419]… Стихи, в которых Маргарита через год оплачет его смерть, почти не добавляют о нем сведений, но все-таки позволяют предположить, что она любила его менее рассудочной, более простой, более плотской любовью, чем Шанваллона, храня верность теории неоплатонической любви, как мы увидим. Правда, ситуация была совсем иной. Со своим «прекрасным сердцем» Маргарита испытала неистовство утонченной страсти, и она жила в мирных условиях, но на нее были наложены социальные ограничения; с д'Обиаком она познает трудности, горести, тревоги, но в условиях почти полного отсутствия ограничений, кроме тех, которые возникают сами по себе. В тот период лишений и зависимости Маргарите были нужны люди, по-настоящему преданные лично ей, и д'Обиак, видимо, обещал стать таким.