Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Маргарита, со своей стороны, утверждает, что убедила его: «Узнав о желании и намерении короля моего брата умертвить меня […], он принял решение спасти меня и никому не отдавать ни этот укрепленный замок, ни меня саму»[451] — позже писала она королю Испании. Она умолчала о том, что номинально еще владела многочисленными землями и продала их маркизу. Лео де Сен-Понси нашел в архивах Иссуара акт, составленный королевой для Жана де Бофора, маркиза де Канийака, в силу которого она уступала «ему и его родственникам все права, каковые мы можем иметь на графство Овернь», а также «сумму в сорок тысяч экю, подлежащих выплате так скоро, как мы только сможем», а также «каждый год, пока мы будем пользоваться своим имуществом, десять тысяч экю пенсии»[452]. Иные будут утверждать, что это была обманная сделка, что Канийак так никогда и не вступил во владение этими землями и что королева грубо посмеялась над его супругой, прежде чем изгнать ее[453]. Утверждать так — значит считать женщину, которая хотела прежде всего вернуть себе свободу, способной на крайний макиавеллизм; это еще и значит забывать, что Маргарита была хорошо знакома с Канийаком, поскольку его жена служила при ней уже не один год и сохраняла контакт с ним, как и со всеми лигерскими вождями региона, до самой его смерти[454]; наконец, это значит не знать, что и через год она по-прежнему говорила о нем как о «весьма достойном человеке», а еще через несколько лет заступалась за его семью[455]. Если Канийак не вступил во владение землями, которые были ему проданы, то не по вине королевы, а из-за гражданских войн. Как бы то ни было, через несколько месяцев маркиз окончательно оставил Юссон своей пленнице. Это была первая большая победа Маргариты над противниками.

Избежав опасности плена, теперь надо было удовлетворить нужды окружения и гарнизона. В первые годы, проведенные в Оверни, время было настолько суровым, что королева не брезговала ничем. В октябре-ноябре 1587 г., вскоре после битвы при Кутра, где король Наваррский разгромил войска роялистов, а герцог де Жуайёз нашел смерть, она велела составить мемуар для испанского короля, где долго описывала политическую ситуацию во Франции и собственные усилия в борьбе за дело католичества. Вывод был ясен: если король Испании поддержит ее и даст ей средства, чтобы занять несколько крепостей, она будет вести войну лет пятьдесят, хоть всю жизнь. А в письме, сопровождавшем мемуар, Маргарита представляет себя единственной и последней надеждой короля: «Победа, которую еретики одержали над господином де Жуайёзом, дает предлог королю моему брату заключить с ними мир», — объясняет она, — «а господа Гизы не столь сильны и вынуждены с ним согласиться»[456]. Давать отпор будет только она… Поверил ли этому бахвальству Филипп II? Об этом нам ничего не известно, но он не шевельнул и пальцем; правда, уже герцог де Гиз обошелся ему в безумные суммы, а Испания как раз готовилась вторгнуться в Англию с помощью Непобедимой армады…

Маргарита искала помощи также у Елизаветы Австрийской, своей невестки, вдовы Карла IX, и нашла ее: та, по словам Брантома, «зная, что она [Маргарита] пребывает в крайней нужде, не может покинуть оверньского замка и оставлена большинством сторонников, […] отправила к ней своих людей и предложила все свои средства; таким образом, она отдала половину своего вдовьего дохода, какой имела во Франции, и поделилась с ней как с родной сестрой»[457]. Наконец, королева попыталась продать в Лионе драгоценные камни, но их украл один посредник. Маргарита даже попросила — неизвестно, насколько действенной была эта просьба, — великого герцога Тосканского, имевшего влияние на итальянских банкиров в Лионе, о помощи ей в возвращений денег, ссылаясь на свое «бедственное положение в плену»[458].

Возможно также, что она делала робкие попытки примириться с Генрихом III, если только, что более вероятно, первые шаги сделал не он. Ведь альянс, навязанный ему Лотарингцами, оказался губительным для него и загонял во все большую изоляцию, тогда как сила и надменность Гизов с каждым днем возрастали. Так что он мог захотеть поскорей отколоть Маргариту от лигеров, особенно если узнал об авансах, которые она сделала Филиппу II. Во всяком случае, весной 1588 г. в Париже заговорили о возвращении королевы; тосканский посол даже полагал, что может объявить о ее приезде в Вилле-Котре «с полной милости короля и к его удовлетворению»[459]. Однако эти планы сорвало возмущение, начавшееся в столице. В мае 1588 г. оно вылилось в День баррикад, который сделал Гизов хозяевами Парижа и вынудил Генриха III бежать из города.