Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Первое «сочинение Маргариты», которое следует здесь упомянуть, — это, увы, «Плохо обставленный уголок спальни», который Людовик Лаланн еще раз предложил вниманию публики в 1855 г., сделав в предисловии исторический обзор публикаций. Французское Историческое общество, — сообщил он, — «по своей природе чуть излишне щепетильное», не позволило Гессару присоединить этот небольшой текст к его изданию «Мемуаров и писем», разрешив только отдельный оттиск. Прочитав эту книжечку, Базен, у которого был экземпляр издания Сореля 1644 г., указал Обществу, что этот текст не принадлежит к неизданным, что навело Лаланна — не столь щепетильного — на мысль изучить это первое издание с целью подготовки нового. Он резонно подчеркнул, что «реплики кавалера здесь написаны не на французском, а на том франко-гасконском языке, какой можно найти в "Бароне де Фенесте"», памфлете д'Обинье. Тем не менее он «не колеблясь» сделал вывод, что автор этого произведения — Маргарита: «Здесь находишь ее утонченный ум и ту распущенность, которая сделала ее самой бесстыдной королевой своего века»[809]. Следует список всех ее любовников из «Сатирического развода», с помощью которого автор пытается ответить на единственный вопрос, который его еще интересует, — опознать кавалера.

Через три года, в 1858 г., он предложил новое издание «Мемуаров» королевы, к которым приложил «Оправдательную записку» и «Неизданные анекдоты по истории Франции… услышанные из уст хранителя печатей г-на Дю Вера». Вступительная заметка крайне недоброжелательна. Маргарита, «принцесса, вполне достойная занять место в первом ряду персонажей "Галантных дам"», предавалась всю жизнь «наглой распущенности». Это заявление опирается исключительно на «Сатирический развод», «которого, впрочем, никто не опроверг», и разбивает утверждения «ее панегиристов, бессовестность которых не имеет себе равных». Что касается «Анекдотов», то их источник — беседы двух современников Маргариты, Пейреска и дю Вера, чрезвычайно лживые в той части, которая относится к ней. Так, по поводу оскорбления говорится, что «она поехала к мужу, рассказала ему всё», и только после этого отношения между обоими королями испортились. Епископ Грасса, — сообщает также Пейреск, который получил эти сведения от дю Вера, который, в свою очередь, сам получил их невесть от кого, — якобы сказал, что она призналась ему, что была любовницей трех своих братьев. Он также утверждает, что, покинув Нерак, «она бежала от двора [?] и была осаждена в замке маркизом де Канийаком»; он может даже привести слова королевы, сказанные в момент, когда маркиз ее арестовал: мой брат, — якобы сказала она, — «сетует на то, как я провожу время, а ему ли не знать, что это он первым подсадил меня в седло? Если бы только нужно было его задеть и я бы сочла, что это его здорово разозлит, я отправилась бы в Рим, чтобы жить как куртизанка»[810]. За этим не следует никакого примечания, которое бы уточнило эти высказывания, вымыслы или россказни, известные из третьих рук, объяснило бы, что подобные пересуды, в частности, о кровосмесительной связи с Генрихом III, ходили в гугенотских кругах с давних пор. Лаланн, похоже, был убежден, что всё это правда, — во всяком случае, он не пытался отделить правдоподобное от вымысла.

Длинное вступление, которое посвятил Маргарите в своем издании «Мемуаров» в 1860 г. Шарль Кабош, менее свирепо и чуть более серьезно. Позаботившись о том, чтобы еще раз дать читателю полный текст «Рассуждения» Брантома, он заявил, что «в том веке галантность чаще всего была честолюбива», чем, по его мнению, в некоторых случаях объясняется выбор Маргариты. Он также напомнил, что «Французская академия, едва родившись, включила эти "Мемуары" в ряд лучших произведений того времени». Однако его мнение — более сдержанное: гам, по его словам, есть «верные, серьезные соображения, включенные в умелое повествование». Тем не менее о целом он выносит весьма уничижительное суждение. «Ей вздумалось сыграть политическую роль», — говорит он в связи с поездкой во Фландрию. Ведь прежде всего она была влюбчива, и перечень ее любовников включает «не меньше двадцати трех имен», в том числе «медника из Оверни, плотника из Арля…» — это явно почерпнуто из «Сатирического развода». По счастью, — полагал Кабош, — королева не упоминала своих любовников, более того: главное достоинство «Мемуаров» состоит в том, что она «никогда не писала без оглядки». Зато письма Шанваллону — «болтовня дурного вкуса»[811].