Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

В том же 1860 г. Леон Фежер посвятил пять страниц Маргарите в комментированной антологии «Женщины-поэты XVI в.», укрепив тем самым тенденцию сравнивать творчество королевы только с творчеством других женщин. В комментарии интересного мало, хотя его достоинство в том, что он напоминает о культурной традиции Валуа, которые все были одаренными в литературном отношении: «Она достойно представляла династию, которая, к сожалению, лучше умела говорить, чем делать. Ее "Мемуары" — образец такого языка Амио, безукоризненно наивного и простого, который она сдобрила игривостью и изяществом». Приведя похвалы Паскье и Брантома, он представляет два стихотворения королевы, уже выходившие в 1824 г., — на смерть Дата де Сен-Жюльена. «Несмотря на эти стихи, — комментирует критик, — долгий список любовников Маргариты еще не завершился»[812].

В 1864 г. жизнью Маргариты и ее супруга в Гаскони заинтересовался Фейе де Конш. Обладатель многочисленных архивных бумаг, он напечатал в своих «Беседах любознательного» четыре неизданных письма королевы, в том числе одно, автограф, было воспроизведено факсимильно. Он опубликовал и письмо короля Наваррского жене, которое уже печатал Ксивре и которое он отрекламировал с помощью такого «объяснения»: письмо было «рассчитано на показ и предназначено для отсылки ко французскому двору». Иначе говоря, король написал его с единственной целью оправдать жену перед Короной — проявление внимания столь же тонкое, сколь и уникальное. Комментарий, выдержанный в ученом тоне, в действительности содержит множество ошибок, перепутанных дат, глупостей, «искаженных цитат, ведь его автор в основном опирался на «Сатирический развод» и вовсю использовал многочисленные сплетни. Самый очевидный признак недостатка серьезности — тот факт, что в этом исследовании Маргариту впервые окрестили кличкой, придуманной Дюма: «Честь девушки — это ее собственная честь, которую она тщательно бережет. Честь женщины — это честь ее мужа, которую она бережет меньше, когда эта женщина — королева Марго»[813].

В комментарии, которым Э. де Шараве снабдил публикацию еще двух писем королевы в 1873 г., эти тенденции особо бросаются в глаза. Мало того что «Сатирический развод» по-прежнему остается неисчерпаемым кладезем сведений о жизни королевы, но на него уже не всегда ссылаются и даже цитируют неточно: «Маргарита была красива и знала это: ее чары были политическим ресурсом. Карл сам признался: "Юбка моей сестры Марго послужила мне сетью, чтобы поймать гугенотов"». С другой стороны, за Шараве числится одно заведомое мошенничество. В самом деле: одно из двух писем, опубликованных им, было письмом королевы виконту де Тюренну, которое она послала весной 1580 г. с целью вернуть того в Нерак. Мы видели, что ничто не указывает на какие-либо скандальные интимные отношения между Маргаритой и тем, кого уже триста лет считали ее любовником. Однако Шараве, отнюдь не желая подчеркивать противоречие между документом и легендой, предпочел их примирить меж собой: она «обращалась к нему так, что можно подумать, что он был ее любовником», чего подумать явно нельзя. Поэтому, чтобы подкрепить свои слова, критик ссылается и примечании на Таллемана де Рео и на самого Тюренна. А ведь оба)тих текста не содержат ничего подобного — Тюренн никоим образом не упоминает о своем мнимом романе с королевой Наваррской, а что касается Таллемана, то о виконте он пишет лишь вот что: «Говорят, однажды г-н де Тюренн, […] будучи пьян, облевал ей грудь, желая повалить ее на постель»[814].

В 1881 г. Мишель Коэнди опубликовал очередные неизданные письма: он извлек из архивов Клермон-Феррана шестнадцать «Посланий, в большинстве написанных собственноручно, неизданных, от королевы Маргариты де Валуа к Жаку де Ла Фену». Обнародование этой переписки, относящейся к 1586–1600 гг., было особо важным, потому что она представляет собой один из редких документов, сообщающих о жизни королевы в Юссоне. Кроме того, оверньский архивист воссоздал не только текст, но и все детали, относящиеся к нему: почерк, датировку, воспроизвел вензель Маргариты, сделал надлежащий анализ ее разных конторок и т. д. Зато общий комментарий, банально основанный на тексте Имбердиса, страдает крайней легковесностью: историка явно больше интересовали предметы, которые он держал в руках, чем биография Маргариты.