Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Пять исследований, которые с 1936 по 1940 г. выпустил Пьер де Весьер, хранитель Национальных архивов, были несколько серьезней. Этот биограф Генриха IV тогда готовился посвятить книгу первой его супруге, анонсируя ее в каждой статье, в какой излагал свои открытия. Первая из этих статей была посвящена «Сатирическому разводу», для которого Весьер «не знал ни одного издания, выпущенного до 1663 г.», и это показывает, с одной стороны, что он мало искал, с другой — что он работал с расширенной версией памфлета, из-за чего превратно понял текст. Пытаясь отвергнуть гипотезу, что автором мог быть д'Обинье, он выдвинул доводы, далеко не убедительные, и предложил имя автора, которое историки никогда не рассматривали: им якобы был «экстравагантный Шарль де Валуа», иначе говоря, граф Оверньский[872]. Экстравагантной выглядит скорей эта гипотеза: у племянника Маргариты, конечно, были причины желать ей отомстить, но непохоже, чтобы он когда-либо это сделал. Автор бездарных «Мемуаров», бывший заговорщик, вернувшийся в милость при Людовике XIII, даже не упоминал о своих ссорах с ней. Кроме того, он едва ли имел такие знания о юности королевы и о ее жизни в Гаскони, какие проявляет автор памфлета.

Сюжетом следующей статьи были «Маргарита де Валуа и Лига в Оверни». Весьер описывает там этапы поселения в замке Карла, а потом в Юссоне на основе новых документов, в частности, нескольких неизданных писем Генриха III Канийаку и депеши муниципалитета Ле-Пюи консулам Лиона, освещающей «мятеж» гарнизона королевы в самые мрачные времена первых лет ее жизни в Оверни. В остальном почти ничего нового нет: что-то взято у Сен-Понси, что-то у Лозена, что-то у Марьежоля, причем имена этих авторов не называются. Однако историк выражает раздражение ошибками коллег, отказываясь «ступать на грязную почву, которую многие биографы королевы истоптали так, что она стала непроходимой»[873]. Упоминая «Уголок спальни», он находит анализ Ратель более разумным по сравнению с рассуждениями всех, кто хотел представить этот диалог как сочинение Маргариты. И выражает, несколько более настоятельно, чем в первой статье, желание восстановить минимальное правдоподобие в биографии королевы.

Две следующих статьи, датируемые тем же годом, показывают, что он несколько умерил свои планы. Не то чтобы ему расхотелось реабилитировать Маргариту, но стало недоставать материала. Фактически в обоих исследованиях рассматривается один сюжет, упомянутый и в предыдущей работе: Весьер нашел приписку к завещанию королевы, датирующуюся первым десятилетием XVII в. и содержащую список ее владений. На ее основе историк очень детально воссоздает образ жизни, круг чтения и занятия последних лет жизни Маргариты. «Еще ничья личность, — читаем мы в первой статье, — не была так затемнена, замаскирована и искажена, как личность Маргариты де Валуа, королевы Франции». И Весьер критикует манию многих коллег объяснять всю ее жизнь романами: «То, что она была страстной любовницей, — понятно! Но […] свою роль в ее жизни сыграло и многое другое, прежде всего упорные политические амбиции, очень сильное злопамятство, горькие разочарования». Во второй статье автор настаивает, что последние фавориты не были ее любовниками, и снова бичует «усвоенный обычай объяснять всю жизнь Маргариты любовью»[874].

Наконец, через два года Весьер вновь вернулся к этому разоблачению, проявив интерес на сей раз к «Юности королевы Марго». «С тем, что она была любовницей, и даже с тем, что это была одна из черт ее физиономии [sic], которые бросаются в глаза, я согласен. Но что она была только любовницей […] — вот в этом я сомневаюсь». Это утверждение начинало становиться рефреном. Впрочем, похоже, это в основном и стремился заявить историк, все еще обещавший выпустить книгу. Причем его протест был до крайности робок, коль скоро аксиому, что королева прежде всего была «страстной любовницей», он не ставил под сомнение и даже воспроизвел инсинуации Марьежоля, упомянув «ту, чей любовный жар всегда будет соединен с прекрасными возвышенными мечтаниями». Кстати, Весьер относил последнего биографа Маргариты к ее защитникам: ведь всем сочинениям, где содержалась клевета на королеву, он противопоставляет «добросовестную, но наивную биографию Сен-Понси, прекрасные исследования Марьежоля и Мерки, ясные и проникновенные страницы Симоны Ратель»[875].