Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа

Однако своего самого злостного клеветника после автора «Сатирического развода» Маргарита встретила в 1956 г. в лице Ги Бретона. Ведь в доброй четверти, то есть в целом томе, своих «Историй любви в истории Франции» автор выводит на сцену королеву, стремясь к ее реабилитации нового типа. В самом деле, Бретон обвиняет историков в том, что они из чрезмерной стыдливости недооценивали участие женщин в истории: «Современные историки почему-то совершенно добровольно обходят молчанием роль женщин, даже если эта роль оказывалась благотворной. Никого сегодня не интересуют милые пустяки. Только войны. Большинство предпочитает изображать, да еще и в подробностях, ужасные сцены побоищ, нежели лежащую на диване парочку»[886]. Мужчины в истории олицетворяют побоища, а женщины — милые пустяки, то есть героини прошлого времени здесь занимают в основном горизонтальное положение, и Маргарита — одна из центральных фигур этой картины.

Откровенно опираясь на «Сатирический развод», но заходя дальше его автора, Бретон наделяет первыми любовниками принцессу в одиннадцать лет: «Выросшая среди девиц Летучего эскадрона, она находила вполне естественным следовать своим инстинктам и забираться в постель к молодым людям, которые ей нравились». Далее в том же духе: «Пока Маргарита приводила в их супружескую постель всякого, кто только ей кивнет, Генрих плел заговоры». Позже там побывали «все гвардейцы, охранявшие Лувр», потом «все мужчины, какие были при дворе» в Нераке, потом, в Карла, «все до единого офицеры местного гарнизона»; в Юссоне же она перешла все границы похотливости — если это было еще возможно: «Марго, всегда обожавшая занятия любовью, имела привычку ложиться на постель обнаженной, оставляя при этом открытым окно, "чтобы всякий, кто, проходя мимо, заглянет в него, почувствовал желание зайти и поразвлечься с нею"»[887]. Эта подробность, для солидности украшенная кавычками, тем интересней, что замок возвышался над деревней метров на тридцать.

Последний пример характеризует не только метод, использованный Бретоном, но прежде всего его стиль, насквозь порнографический. Вот Маргарита вскоре после смерти Ла Моля: она «уже через неделю стала ощущать какое-то необычное возбуждение, из-за которого стала неразговорчивой и не находила себе места. Ей требовалось что-то успокоительное. И она нашла такое средство в лице молодого придворного по имени Сен-Люк, который славился неистощимой мужской силой. За несколько встреч он совершенно избавил Марго от мучений. После этого молодая королева снова стала появляться на придворных балах. В один из вечеров она познакомилась с красавцем, которого звали Шарль де Бальзак д'Антраг, и стала его любовницей». После трех месяцев заточения в Лувре «она превратилась в настоящую тигрицу, лишенную самца. Пронзительное желание, сжигавшее ее плоть, временами доводило ее до болей в пояснице, до невозможности сдержать какой-то нечеловеческий крик»[888], и т. д. Остается сказать, что эта книга имела непрерывный успех в книготорговле и имеет его по сей день.

Сразу же вслед за «Историями любви в истории Франции» в 1959 г. вышла книга Клода Барре «Безумные романы королевы Марго». Это книга карманного формата с яркой обложкой, изображающей смуглую молодую женщину решительного вида, со смелым декольте, какая могла бы входить в современную серию «Harlequin». Биография, очень беллетризованная, начинается словами «Чертова шлюха!» — это Карл IX нагибает голову Марго в день свадьбы. Королева — любовница трех своих братьев, но при этом безумно влюблена в Гиза: «Пылкие и лишенные малейшей стыдливости, молодые люди предавались любви там, где их застигало желание». Милости удостаивается и Пибрак: «Она его не отвергла […] и приласкала» — напомним, что на самом деле все было совсем наоборот: королева наотрез отказала своему влюбленному канцлеру. По существу сюжет идет от одного любовника к другому по списку из «Сатирического развода», у Генриха периодически происходят припадки ревности, пикантность интриге придают и два убийства по вине королевы — Ле Га и гонца Жуайёза. Все сдобрено изречениями такого рода: «При дворе, как и повсюду, где собираются, живут, знакомятся мужчины и женщины, самец неизменно ищет добычу. Что касается нежных козочек, они редко бывают более недоступны, чем требует этикет»[889]. Стиль не так порнографичен, как у Бретона, но нередко переходит допустимые границы вульгарности, чему свидетельство — «танцулька» в Камбре.