Мари-Бланш

После того как нас разместили в соответствующих комнатах, Джон устроил мне экскурсию по поместью. Красивое место, со строго распланированными садами, спускавшимися к идиллическому пруду. Мы сидели на каменной скамье, по зеркальной глади плавали лебеди. Джон поцеловал меня.

— По-моему, твоей матери и сестре я не понравилась.

Он рассмеялся:

— Чепуха. Они же только что с тобой познакомились. У них не было времени создать себе впечатление.

— Я чувствую себя как под микроскопом, все меня разглядывают.

— Так и есть, дорогая. Все тебя разглядывают. Увы, все это неизбежная часть процесса, ты должна одолеть препятствие, тогда тебя примут в семью. Но они прекрасные люди и, когда узнают тебя, полюбят так же, как я… ну, может быть, не так сильно. Успокойся, будь очаровательной, как всегда, Мари-Бланш, это все, что тебе нужно сделать, чтобы их покорить.

Вечером мы собрались в салоне на коктейль. Отец Джона, сэр Гест, был весьма жовиальный мужчина, чье красное лицо и заметные жилки на носу указывали, что он большой любитель коктейлей.

— В честь вашего визита, Мари-Бланш, — сказал он, — я решил, что будет de rigueur[24] откупорить шампанское.

— О, вы говорите по-французски, сэр Гест, — сказала я.

— Плохо, дорогая, я только делаю вид, что говорю. Главным образом я говорю на языке вин.

Как бы в ответ на реплику, в комнату вошел дворецкий с подносом, на котором стояло ведерко со льдом и шампанским и бокалы.

— «Боллинже» двадцать девятого года. Вас это устраивает, дорогая?

— Превосходно, сэр Гест. Обожаю шампанское.

— Чудесно! Вижу, мы с вами подружимся, Мари-Бланш. И прошу вас, называйте меня сэр Ральф.

Дворецкий откупорил шампанское и наполнил бокалы.

— Кстати, Мари-Бланш, — сказал сэр Ральф, — чтобы вы чувствовали себя среди нас как дома, я доставил из наших погребов несколько бутылок вина к ужину, французского вина, разумеется. А как же иначе?

— Вы очень добры, сэр Ральф. Благодарю вас. Я думала, в Англии все пьют только джин.

Сэр Ральф рассмеялся:

— О да, прозрачный эликсир, на котором построена Британская империя! Мне кажется, Джон говорил, что вы родом из Бургундии, это правда, мадемуазель?

— Да, из департамента Кот-д'Ор. Моя семья по-прежнему живет там.

— Думаю, в Англии француженке больше всего недостает доступа к винам ее родины, — сказал сэр Ральф. — Надеюсь, мой сын умел найти их для вас в Лондоне.

— О да, — сказала я, с улыбкой глядя на Джона. — Он прекрасно обо мне заботится, сэр Ральф. Но я пью мало. К сожалению, вино сразу бросается мне в голову.

Дворецкий разнес бокалы, и я взяла свой.

— Одного мне вполне достаточно.

Джон сказал мне, что объявит о нашей помолвке после ужина и попросил до тех пор не надевать кольцо, чтобы это стало сюрпризом для семьи. Поэтому я удивилась, когда он встал и произнес:

— Отец, я хотел подождать с объявлением до конца ужина. Однако, коль скоро мы отмечаем приезд Мари-Бланш этим чудесным шампанским, думаю, самое время сказать прямо сейчас. — Он достал из кармана коробочку с кольцом, открыл ее и вынул кольцо. — Я сделал Мари-Бланш предложение, — он надел кольцо мне на палец, — стать моей женой. И она согласилась.

— Браво, сын! — вскричал сэр Ральф, поднимая бокал. — Тогда выпьем за счастливую пару по этому очень-очень радостному случаю!

Я не могла не заметить взгляд, каким обменялись мать Джона, леди Харриет, и его сестра Беатриса, — один из тех загадочных семейных взглядов, мгновенно сообщающий всю историю их общего разочарования, даже ужаса, что их сын и брат намерен жениться на маленькой французской шлюшке, мнящей, будто она обворожительна, с этим ее очаровательным акцентом и звонким смехом, это она-то, вымуштрованная собственной мамашей в хитростях женского авантюризма. Теперь обе бледно улыбнулись и равнодушно выпили за помолвку. Я выпила шампанское, хихикнув, когда пузырьки попали в нос, а затем очень непривлекательно шмыгнула носом, отчего захихикала еще пуще. Чопорные британки совершенно правы: мы, француженки, немножко грубоваты. Джон рассмеялся вместе со мной, как и сэр Ральф. Я видела, что завоевала по крайней мере одного члена семьи. Пузырьки шампанского словно мчались по телу, щекоча повсюду. Я почувствовала себя менее скованно, более уверенно.

Младший брат Джона, Артур, был совсем другой, непохожий на брата и сестру. Я помнила, чтó Джон рассказывал о нем: он беспутный, скверный мальчишка, тогда как сам Джон ответственный и работящий, а Беатриса — домоседка и старая дева. В свои девятнадцать Артур был по возрасту ближе ко мне, миловидный мальчик с буйной гривой курчавых волос, надменный и самоуверенный. И явно падкий до женщин, я несколько раз перехватила его оценивающий взгляд, веселый, кокетливый, будто у нас двоих был какой-то личный невысказанный секрет.

Мы перешли в столовую, где униформированные слуги, неслышно ступая по обюссонскому ковру, подали ужин, негромко, с британским выговором называя каждое блюдо. Звон столового серебра по тарелкам эхом отдавался в пугающей тишине столовой.