Мари-Бланш

Графиня первая заметила внезапный интерес любовника к ее дочери. Многие матери втайне страшатся дня, когда мужчины перестанут смотреть на них определенным образом и обратят свои взоры на их дочерей, и графиня с испугом наблюдала, как Габриель бросает на девочку явно оценивающие мужские взгляды.

Охотничий сезон был уже в разгаре, и по многовековой традиции граф и графиня де Фонтарс устраивали в своих угодьях охоту на оленей и кабанов или ездили в соседние замки охотиться в вотчинах своих друзей. Пышные ужины и балы следовали один за другим, и в Ла-Борн-Бланше, и у соседей. Рене достаточно подросла, и ей, наконец, разрешили участвовать в этих приемах, а не просто в компании других детей подглядывать за взрослыми с верхней площадки лестницы, как раньше. На балах дядя Габриель хотя бы один танец обязательно танцевал с племянницей, прижимая ее к себе и кружа так, что у нее дух захватывало. Она едва касалась ногами пола, щеки алели, как яблоки, и она весело смеялась.

Несколько особенные отношения между дядей и племянницей не укрылись от местных старушенций, главным занятием в пустой и праздной жизни которых было вытаскивать на свет божий сплетни и скандалы, где бы они ни затаились. В конце одного такого танца в бальном зале Ла-Борна, когда дядя Габриель и Рене рука об руку, смеясь, покинули паркет, графиня подошла к ним, сердито сверкая глазами — лишнее подтверждение и пища для сплетен кумушек, наблюдающих со всех сторон.

— Ступайте к себе, барышня, — тихо приказала графиня Рене. А дяде Габриелю она сказала: — Вы выставляете себя на посмешище, сударь. Почему бы вам не потанцевать с кем-нибудь из старых дам, а не с детьми?

Виконт только рассмеялся с привычным равнодушием; ему и в самом деле было решительно наплевать, что о нем думает узколобая местная знать. С давних пор все здесь считали Габриеля паршивой овцой в семье; ни у кого он не вызывал симпатии, уважения и внимания, какие снискал его более учтивый и общительный старший брат. Однако молодые женщины всегда находили его неотразимым, вероятно, их привлекали его равнодушие и некая подспудная жесткость, которая в нем ощущалась. После того как женился на весьма невзрачной, но очень богатой Аделаиде и использовал ее немалое состояние, чтобы приобрести плантации в Египте и скаковую конюшню в Ирландии, виконт стал еще больше пренебрегать косной, уединенной жизнью здешней загнивающей аристократии. С огромным удовольствием он каждый год приезжал домой, чтобы щегольнуть своим успехом, поразить и разозлить этих нелепых людей, стать им пищей для сплетен — им, пережиткам минувшего столетия, чьи состояния, как и состояние его родного брата, изрядно убавились по причине упрямого отказа расстаться с давними обычаями и шагнуть в новый век. Наслаждался Габриель и тем, что он удачливее старшего брата, который как первенец и любимый сын унаследовал и титул, и важнейшую собственность, однако же теперь зависел от делового чутья младшего брата, ибо именно оно обеспечивало финансовую платежеспособность графской семьи. Вдобавок сейчас и жена брата, и дочь состояли с виконтом в любовной связи.

— Я предпочитаю танцевать с молодыми девицами, дорогая, — многозначительно отвечал виконт, — потому что они мне под стать.

— Не воображайте, сударь, что я слепа, — прошипела графиня. — Как не слепы и другие в этом зале. Вы выставляете себя дураком, танцуя с собственной племянницей, и тем самым рискуете опозорить свое имя.

— Не понимаю, о чем вы, дорогая, — сказал Габриель, по-прежнему с любезной улыбкой. — Пожалуй, это вы устроили сцену. По-моему, людям очень нравится, когда дядя покровительствует своей юной племяннице.

Габриель примирительным жестом взял руку графини. Подобно многим великим любовникам и харизматичным дикарям, он был мастер заставить любую женщину, на которой сосредоточил свое внимание, почувствовать себя единственной во всем зале.

— Вы подарите мне этот танец, любовь моя? — тихим, вкрадчивым голосом шепнул он. — Давайте подбросим старым кошелкам настоящую пищу для сплетен. — Затем он с коротким поклоном обратился к Рене: — Извини, дорогая, этот танец я танцую с твоей маменькой.

Сгорая от ревности, Рене смотрела, как дядя и мамà вышли на середину зала.

Той осенью виконт регулярно ездил в Лондон и Париж, где встречался с деловыми партнерами, и оттого его визит в Ла-Борн весьма затянулся. А в замке и среди хозяев, и среди челяди часто велись приглушенные разговоры о назревающей войне. Рене по-прежнему была слишком юной, чтобы всерьез задумываться о подобных вещах. Все это казалось таким далеким от ее уединенного неприкосновенного мирка.

Дни становились короче, холодный северный ветер предвещал скорое наступление зимы, промозглая сырость угнездилась в замке, пропитывая старинные каменные стены, так что все ходили тепло укутанные и, хотя повсюду топились печи и камины, согреться было просто невозможно.