Дородное тело графа обмякло в кресле, будто из него выпустили воздух, и он все больше съеживался, пока младший брат говорил с ним, как с ребенком или пожилым родственником, увещевая, рассказывая, как ему жить и что делать, да еще и при жене и при дочери, которые в довершение всего обе состояли у брата в любовницах.
— И последнее, Морис, — сказал Габриель.
— Что же именно, Габриель? — вяло отвечал граф.
— Я хочу удочерить девочку.
Граф с изумлением воззрился на брата:
— Что ты сказал?
Графиня тоже явно удивилась.
— Ты в своем уме, Габриель? — сказала она. — Господи, с какой стати тебе вздумалось удочерять ребенка?
— Мне нужен наследник, — ответил виконт. — Тот, кто будет заинтересован в моих делах. Кому я смогу оставить свое имущество и свое состояние.
— Тогда заведи своих детей, Габриель, — сказал граф. — У Рене уже есть отец. — Он обернулся и с любовью посмотрел на дочь. — Ей другой не нужен.
В продолжение всего разговора Рене молчала, неподвижно сидела в кресле, ничто не выдавало противоречивых чувств, которые бушевали в ее груди, заставляли сердце биться учащенно и вызывали мурашки по всему телу.
— Вы прекрасно знаете, что мы с Аделаидой не могли иметь детей, — сказал Габриель.
Граф рассмеялся.
— Не могли иметь детей! — вскричал он, стараясь вернуть себе хотя бы толику достоинства. — В самом деле, братишка, неужели непонятно: чтобы завести детей, надо осуществить брачные отношения! Впрочем, твои семейные сложности меня не касаются. Я не разрешу тебе удочерить мою дочь. И точка.
— А каково ее будущее с тобой, Морис? — спросил Габриель. — Скажи честно! Ты промотал свое состояние, сидишь в долгах как в шелках, и в конечном итоге тебе придется продать свой замок. С чем в таком случае останется ребенок?
— Ей надо сделать выгодную партию, — сказал граф. — Я уже говорил с господином де Бротонном о том, чтобы поженить его сына Ги и Рене, когда дети достигнут совершеннолетия. Семейство де Бротонн владеет солидным состоянием.
Эта новость вывела Рене из оцепенелого молчания.
— Я не намерена выходить за Ги де Бротонна, — сказала она. — Я едва с ним знакома. И он мне не нравится.
— Если не этот союз, — продолжал граф, игнорируя вспышку дочери, — предлагаю устроить брак с сыном какого-нибудь миллионера-бакалейщика. Деньги в наши дни много значат.
— Верно, брат мой, — кивнул виконт. — А к тому времени, когда она станет совершеннолетней, ты окончательно разоришься. Единственное приданое, какое ты можешь ей обеспечить, это куча твоих долгов. Ни одна добропорядочная семья не захочет такую невестку. А я не желаю, чтобы она выходила за буржуа — миллионера или нет.
— Тогда есть простое решение, — сказала графиня. — Она уйдет в монастырь. Я уже говорила с монахинями из Святого Августина.
— В монастырь? — переспросила Рене. Мать предлагала это не впервые, но до сих пор она считала это просто угрозой. — Я в монастырь не пойду!
Габриель с нежностью посмотрел на племянницу:
— Лягушонка в монастырь? Никогда! Вы только посмотрите на нее. Этот ребенок — воплощенная свежесть лесной нимфы. Монахини сломают ее. Нет, потому-то я и намерен сам позаботиться о ее будущем.
— Я выразился достаточно ясно, Габриель. Ни в коем случае.
— А я, насколько мог, ясно обрисовал твое положение, Морис. И мое предложение таково: я вытащу тебя из финансовой трясины, ты и твоя семья поедете со мной в Египет, и я удочерю Рене. Или я оставлю тебя здесь, в Ла-Борн-Бланше, со всеми твоими проблемами и полностью лишу поддержки. Выбор за тобой. Да или нет.
Граф отвернулся, явно потрясенный ультиматумом брата.
— Ну хорошо… — пробормотал он. — Только вряд ли можно ожидать столь серьезного решения сию же минуту. Мне нужно время, чтобы обдумать твое предложение, Габриель.
— Нет, Морис. Времени нет, и обдумывать тут нечего, — отрезал Габриель. — Решайся: да или нет?
Граф де Фонтарс долго смотрел на брата. Габриель, хотя и младший сын, всегда был умнее, жестче, амбициознее. И чистая правда: граф оказался полностью зависим от состояния брата. Человек невеликого ума, Морис все же был практичен. В конце концов он кивнул и пробормотал:
— Что ж, конечно, с сыном… с сыном было бы совсем другое дело… но дочь… дочь… — Голос графа дрогнул, он неопределенно махнул рукой и с глубоким вздохом сказал: — Ладно, Габриель, ладно. Готовь соглашение, раз так надо. Но будь добр, больше никаких разговоров на эту тему. — Он грузно встал с кресла, не в силах даже взглянуть на Рене. — Анриетта, пожалуйста, скажи Адриану, что сегодня я поужинаю у себя.