Мари-Бланш

Наутро граф, виконт и Рене сидели за завтраком, когда в «Розы» приехала графиня, опять без предупреждения. Она заняла свое привычное место за столом и приказала служанке подать завтрак, будто по-прежнему жила здесь.

— Как прошел вчерашний вечер, Габриель? — спросила она. — Вам понравился бал? Мы искали вас после полуночи, но леди Уинтерботтом сказала, что вы уехали еще до ужина.

— Время для ребенка было позднее, — ответил он.

— Ах да, ребенок… — Графиня обернулась к дочери. — Почему губы у тебя такие красные и опухшие?

— Вчера на бале ее укусил москит, — быстро ответил виконт. — Когда она выходила под омелу с неким юным князем.

— Просто чудо, что она не умерла от холода в том одеянии, что было на ней, — сказала графиня.

— По этому поводу все претензии к вашей подруге леди Уинтерботтом и к лорду Герберту, — сказал виконт. — Уверяю вас, этот наряд не моя идея, и я его не одобрял.

— Габриель, я приехала увидеть документы о вашем разводе, — объявила графиня. — Хочу увидеть их прямо сейчас. И если вы их не предъявите, я больше не позволю вам распоряжаться девочкой. Я уже подала французскому консулу ходатайство по этому поводу. И сделала необходимые приготовления, чтобы отправить Рене в английский монастырь. Вы не годитесь ей в воспитатели. Таскаете ее повсюду с собой, точно любовницу, привлекаете к себе всеобщее внимание, и к нашей семье тоже. Прошлой ночью все это заметили, в том числе и леди Уинтерботтом.

— Леди Уинтерботтом — жирная старая корова, и ее это не касается, — сказал Габриель. — Пусть лучше следит за романами собственного мужа.

— Тогда покажите мне документы о разводе, — потребовала графиня.

Тут граф наконец оторвался от газеты:

— Ради бога, Анриетта. Прошу вас, довольно. Неужели нельзя оставить нас в покое? Если уж на то пошло, во всем виноваты вы. Вам всегда было плевать что на дочь, что на мужа, вы же никогда не обращали на нас ни малейшего внимания. Теперь я доверил нашу дочь моему брату, и она останется с ним. Я не только подписал бумаги об удочерении, но и дал слово. Дело сделано. И вы ничего уже не измените.

— Да, Морис, — ответила графиня, — мы все отдаем себе отчет в юридических и финансовых условиях, которые привели нас к столь печальному результату — изгнанию вашей жены и продаже вашей дочери в рабство.

— Давайте все успокоимся, — примирительно сказал Габриель. — И вспомним, что мы по-прежнему одна семья и должны держаться вместе. Завтра, Анриетта, мы покинем Каир и вернемся в Армант. Если вы так хотите избежать скандала, вам, пожалуй, стоило бы присоединиться к нам. Полагаю, это помогло бы унять злые языки.

— Думаете, я не знаю ваших уловок, Габриель? — спросила графиня. — Всякий раз, когда предстоит столкнуться с последствиями, вы сбегаете. В следующий раз я приду к вам с префектом полиции и французским консулом. И если вы не предъявите документов о разводе, я заберу у вас девочку.

Армант, Египет Январь 1914 г

1

Рене предпочла бы подольше остаться в Каире. После относительной прохлады и волнующей атмосферы праздничного города трудно было вернуться в зной Верхнего Египта и скучную рутину плантаций. Что ни говори, она была всего лишь юная девушка, вдобавок веселая, любила танцевать, любила вечерами бывать в обществе, и светский вихрь Каира вполне ее устраивал. Но после угрозы матери она тоже поняла, что им необходимо опять скрыться из города. Знала, что графиня под любым предлогом упечет ее в монастырь.

Габриель снова дважды в неделю объезжал верхом свои владения, проверяя работы на всех этапах, и, как раньше, непременно брал с собой свою подопечную. С носорожьей плеткой в руке виконт заставлял лошадь идти ровной утомительной рысью по нильским заливным лугам, воняющим илом и навозом; для Рене это был запах тлена и самой смерти. Хотя она щедро натиралась нардовым маслом, ее терзали кровожадные москиты, вечное солнце сушило кожу, словно неотступно преследовало ее среди плоского безликого пейзажа. Но она старалась не слишком жаловаться на эти неудобства, чтобы не раздражать дядю, ведь постоянно жила теперь под страхом ссылки в монастырь.

Во время одной такой поездки у Рене целый день нещадно болел живот, а когда они вечером подъехали к бамбуковой хижине, где их ждал ночлег, и спешились, она, глянув вниз, заметила на своих бриджах кровь.

— Габриель, пожалуйста, помогите мне, — испуганно вскрикнула она. — Я умираю.

— Ну что там опять? — недовольно спросил виконт. — Я устал от твоего постоянного нытья.

— Посмотри! — воскликнула Рене. — Посмотри на мои бриджи! Я истекаю кровью и умру!

— Господи! — сказал Габриель, увидев пятна. По-арабски кликнул закутанную в чадру гречанку, которая прислуживала в хижине и тотчас прибежала на зов хозяина. Габриель бережно подхватил Рене на руки и занес внутрь.

— Положите ее на тахту, виконт, — сказала женщина.

— У нее кровотечение, — сказал Габриель. — Нужен врач.

— Успокойтесь, господин виконт. Вряд ли это кровотечение. Просто у нее то, что бывает у всех женщин. И без сомнения, впервые. Вы плохо себя чувствуете, мадемуазель Рене?